Наставники Лавкрафта (сборник)

И обо всех этих вещах я думала в те дни после своей странной прогулки, на которой, как мне казалось, я увидела великую тайну, и мне хотелось, чтобы няня была рядом и я могла бы расспросить ее об этом, но она ушла больше двух лет назад, и никто не знал, куда и что с ней сталось. Но я буду всегда помнить те дни, как бы долго я ни прожила, потому что я все время чувствовала себя настолько странно, неуверенной и полной сомнений – а потом вдруг приходила уверенность и все вставало на свои места, но после я снова думала, что такого не могло быть в реальности, – и все начиналось снова. Но я была очень осторожна и не делала тех вещей, которые могли быть опасными. И так я ждала и гадала очень долго, и, хотя ни в чем не была уверена, я так и не осмелилась проверить. Но однажды я полностью уверилась в том, что все рассказанное няней – правда, и я была одна, когда поняла это. Я вся задрожала от радости и ужаса, и бросилась бежать со всех ног к старой чаще, куда мы раньше ходили, той самой, у дороги, где няня слепила из глины человечка, и я прибежала туда, пробралась сквозь заросли, и когда дошла до бузины, то закрыла глаза ладонями и легла плашмя на траву, и лежала так без движения два часа, шепча самой себе сладостные и ужасные вещи и произнося определенные слова снова и снова. Все было на самом деле, чудесное и великолепное, и, когда я вспомнила ту сказку и что я видела на самом деле, меня бросило в жар и в холод и воздух, казалось, наполнился ароматом цветов и пением. Первым делом я захотела сделать глиняного человечка, как няня много лет назад, и мне надо было все спланировать и продумать, быть осторожной и предусмотрительной, потому что ни одна живая душа не должна была догадаться о том, что я делала или собиралась делать, а я была уже слишком взрослой, чтобы носить глину в жестяном ведерке. Наконец я придумала план, и принесла в рощу влажной глины, и сделала все так же, как няня, только вот мой человечек получился куда симпатичнее, чем тот, которого сделала она. Когда все было готово, я проделала все, что только могла вообразить, – намного больше, чем няня, потому что это было подобие чего-то большего. А несколько дней спустя, когда я закончила уроки раньше обычного, я снова пошла тем путем, которым маленький ручеек привел меня в странную местность. И я прошла вдоль ручья, и сквозь кусты, и под низко висящими ветвями деревьев, и вверх через колючие заросли на холме, и через темный лес, полный ползучих шипов, – долгий-долгий путь. После я пробралась через темный тоннель, где было пересохшее русло ручья и земля была каменистой, пока я не пришла к зарослям, взбирающимся на холм, и, хотя листья уже начали распускаться на деревьях, все выглядело почти таким же черным, как в первый раз. И заросли были точно такими же, и я медленно пробиралась среди них, пока не вышла на большую проплешину на вершине холма, и пошла мимо необычных камней. Я снова видела повсюду следы вуров; хотя небо и было ярче, кольцо холмов осталось столь же темным, и свисающие деревья выглядели черными и страшными, и странные камни ничуть не стали светлее; и когда я взглянула на них, сидя на камне на вершине большого кургана, я снова увидела, как они складываются в необыкновенные круги и круги внутри кругов, и, сидя совершенно неподвижно, я смотрела, как они начинают вращаться вокруг меня и приплясывать на месте – все быстрее и быстрее, словно гигантский вихрь среди звезд, и я слышала, как они свистят в воздухе. И я спустилась к камням, чтобы танцевать с ними и петь необыкновенные песни, и прошла через другие заросли, и пила из сияющего потока, протекающего по дну лощины, опуская губы в бурлящую воду; а после дошла до глубокого, полного до краев водоема среди сверкающего мха и села рядом. Передо мной темнела тайная лощина, а позади была огромная стена травы, и меня окружали висячие леса, делавшие лощину столь таинственным местом. Я знала, что здесь нет никого, кроме меня, и никто меня не увидит. Так что я сняла башмаки и чулки и опустила ступни в воду, произнося известные мне слова. И неожиданно для меня она оказалась совсем не холодной, но теплой и очень приятной, и струилась по моим ногам, словно тончайший шелк или словно губы нимфы, ласкающие кожу. Насладившись этим, я произнесла другие слова и сделала знаки, и после вытерла ноги полотенцем, которое специально взяла с собой, надела чулки и башмаки. После я взобралась на крутую стену и спустилась в пустошь, где были ямы, и два прекрасных кургана, и земляные валы, и все столь странной формы. Я не стала в этот раз спускаться в яму, но, пройдя до конца, обернулась – и, поскольку было светлее, отчетливо увидела фигуры и вспомнила, что в той сказке, которую я почти забыла, эти фигуры звались Адам и Ева, и лишь те, кто знал эту сказку, понимали, что они означают. И так я шла и шла, пока не пришла к тайной роще, которую нельзя описывать, и пробралась внутрь тем путем, который нашла в прошлый раз. Пройдя половину пути, я остановилась, развернулась и подготовилась к тому, что ждало впереди, завязав глаза старым шелковым платком, красным с большими желтыми пятнами. Мне пришлось дважды обернуть его вокруг головы, чтобы я ничего не смогла увидеть: ни ветки, ни листика, ни неба. Затем я пошла дальше – очень медленно, шаг за шагом. Мое сердце билось все быстрее, и комок подступал к горлу и душил меня, и мне хотелось кричать, но я сжала губы и шла дальше. Я шла, и ветки дергали меня за волосы, а колючки впивались в тело, но я дошла до конца пути. Тогда я остановилась, протянула руки и поклонилась, и я обошла на ощупь это место по кругу, но ничего не нашла. Тогда я обошла его на ощупь по кругу второй раз, но ничего не нашла. Тогда я пошла по кругу на ощупь в третий раз, и сказка оказалась правдивой, и мне хотелось, чтобы не было этих лет, этого долгого времени, пока я ждала своего беспредельного счастья.