Наставники Лавкрафта (сборник)

– Я знаю, что они имеют в виду, – сказала мадам Вульпес, обращаясь ко мне, – они хотят, чтобы вы написали имя того духа, с которым жаждете побеседовать. Все верно? – теперь она обращалась к своим невидимым гостям.

Все было верно, судя по многочисленным подтверждающим ответам. Пока это продолжалось, я вырвал лист из своей записной книжки и под столом нацарапал на нем имя.

– Будет ли этот дух письменно общаться с этим джентльменом? – снова спросила медиум.

После минутной паузы ее руку охватила дрожь, такая сильная, что завибрировал весь стол. Она сказала, что дух овладел ее рукой, чтобы писать. Я подал ей несколько листов бумаги и карандаш, лежавшие на столе. Карандаш она свободно держала в руке, которая теперь начала двигаться по бумаге, словно бы непроизвольно и своевольно. Спустя несколько мгновений она подала мне бумагу, на которой я обнаружил написанные крупным неумелым почерком слова: «Его здесь нет, но за ним послали». Последовала минутная пауза, во время которой мадам Вульпес хранила молчание, но удары следовали один за другим через равные промежутки времени. Когда минута истекла, руку медиума вновь охватила конвульсивная дрожь, и она написала несколько слов на бумаге, которую протянула мне. Написано было следующее: «Я здесь. Спрашивай. Левенгук».

Я был потрясен. Имя было то самое, которое я написал под столом и аккуратно хранил спрятанным. Кроме того, было невозможно, чтобы столь необразованная женщина, как мадам Вульпес, знала имя величайшего отца микроскопии. Я написал на моем листе, все еще спрятанном от мадам Вульпес, ряд вопросов, которые, чтобы не утомлять читателя, приведу вместе с ответами в том порядке, в котором они давались.

Я: Возможно ли довести микроскоп до совершенства?

Дух: Да.

Я: Суждено ли мне выполнить эту великую задачу?

Дух: Да.

Я: Я хочу знать, что делать, чтобы достичь этой цели. Помоги мне, ради любви к науке!

Дух: Если алмаз в сто сорок карат подвергнуть долговременному воздействию электромагнитных токов, в нем начнется перестройка атомной структуры, и из этого камня ты создашь всевидящую линзу.

Я: Поможет ли использование этой линзы совершить великие открытия?

Дух: Настолько великие, что все прежние превратятся в ничто.

Я: Но преломляющая способность алмаза настолько велика, что изображение будет формироваться внутри линзы. Как можно преодолеть эту проблему?

Дух: Пронзите ось линзы, и проблема будет решена. Изображение будет формироваться в проколотом пространстве, которое само станет трубкой для просмотра. Теперь меня зовут. Прощайте.

Я абсолютно не способен описать то воздействие, которое оказало на меня это невероятное общение. Я был совершенно сбит с толку. Ни одна биологическая теория не могла объяснить откровение о линзе. Посредством биологической связи с моим мозгом медиум могла прочесть мои вопросы и соответственно на них отвечать. Но никакая биология не могла позволить ей узнать о магнитных токах, которые настолько изменят кристаллическую решетку алмаза, что он избавится от своих прежних недостатков и сможет превратиться в совершенную линзу. Похожие теории проскальзывали в моих мыслях, это верно, но, если и так, я забыл о них. В том возбужденном состоянии разума невозможно было не превратиться в новообращенного, и, покидая дом медиума в тот вечер, я находился в самой болезненной нервной экзальтации. Медиум проводила меня до двери, выразив надежду, что я удовлетворен. Постукивание сопровождало нас, пока мы пересекали холл, проявляясь на балясинах, на полу и даже дверных петлях. Я наскоро выразил свою благодарность и поспешно сбежал в холодный ночной воздух.

Я шел домой во власти одной-единственной мысли: как заполучить алмаз необходимого размера. Всех моих средств, даже умноженных на сто, не хватило бы для его покупки. Кроме того, такие огромные камни – большая редкость, они входят в историю. Я мог найти нечто подобное только в регалиях восточных или европейских монархов.

IV

Когда я вернулся домой, в комнатах Симона горел свет. Повинуясь смутному импульсу, я решил нанести ему визит. Я без предупреждения открыл дверь в его гостиную и увидел, что Симон стоит, повернувшись ко мне спиной и склонившись к карселю[58], и, очевидно, внимательно изучает какой-то предмет у себя в руках. Когда я вошел, он внезапно вздрогнул, засунул руку в нагрудный карман и повернулся ко мне с покрасневшим от волнения лицом.

– Что?! – вскричал я. – Разглядываешь портрет какой-нибудь прекрасной леди? Ну не красней так, я не стану просить посмотреть.

Симон довольно неловко рассмеялся, но не стал протестовать, как принято в таких случаях. Он предложил мне сесть.

– Симон, – сказал я, – я только что пришел от мадам Вульпес.

На этот раз Симон побелел, как простыня, и, казалось, остолбенел, словно его поразила молния. Он пробормотал что-то бессвязное и торопливо прошел к небольшому шкафчику, в котором обычно хранил алкоголь. Хотя меня и поразили его эмоции, я был слишком захвачен собственными мыслями, чтобы обращать внимание на что-либо еще.