Все жильцы были арестованы, включая меня. Велось следствие, но оно не обнаружило никаких улик, указывающих на то, что это было не самоубийство. Довольно забавно, что Симон на прошлой неделе в разговорах с друзьями несколько раз говорил вещи, указывающие на намерение покончить с собой. Один джентльмен клялся, что Симон в его присутствии заявлял, что «устал от жизни». Арендодатель же подтвердил, что Симон, внося плату за последний месяц, заметил, что ему «недолго осталось платить за аренду». Все остальные признаки соответствовали: запертая изнутри дверь, положение тела, сожженные бумаги. Как я и предполагал, никто не знал, что у Симона был алмаз, так что мотива для убийства не нашли. Присяжные после длительного разбирательства вынесли соответствующий вердикт, и район снова вернулся к привычному спокойствию.
В течение трех последующих месяцев все дни и ночи я посвящал своей алмазной линзе. Я сконструировал огромную гальваническую батарею, состоявшую из почти двух тысяч пар пластин: большую мощность я не решился использовать, чтобы не сжечь алмаз. При помощи этого гигантского орудия я мог непрерывно пропускать мощный электрический ток сквозь мой великолепный алмаз, который, как мне казалось, с каждым днем сиял все сильнее. Спустя месяц я начал вытачивать и полировать линзу. Эта работа требовала напряженных усилий и совершенной тонкости. Огромная плотность камня и осторожность, необходимая для искривления поверхности линзы, сделали этот труд самым тяжелым и изнурительным в моей жизни.
Наконец наступил знаменательный момент: линза была готова. Я с трепетом стоял на пороге новых миров. Воплощение знаменитого желания Александра было передо мной. Линза лежала на столе, готовая к установке на платформу. Моя рука ощутимо дрожала, когда я покрыл каплю воды тонкой пленкой скипидара, подготавливая ее к исследованию, – этот процесс был необходим, чтобы предотвратить ее быстрое испарение. Теперь я поместил каплю на тонкое предметное стекло под линзой и, направив на нее мощный поток света при помощи призмы и зеркала, прижался глазом к крошечному отверстию, просверленному через ось линзы. В первое мгновение я не увидел ничего, кроме хаотичного скопления огней в огромной, сияющей бездне. Чистый белый свет, безоблачный, безмятежный и, казалось, безграничный, как само пространство, стал моим первым впечатлением. Аккуратно и с величайшей осторожностью я сдвинул линзу вниз на долю миллиметра. Чудесное сияние никуда не исчезло, но, когда линза приблизилась к объекту, моему взору открылась сцена неописуемой красоты.
Казалось, я смотрю на огромное пространство, границы которого лежат далеко за пределами моего видения. Все поле зрения пронизывала атмосфера магического сияния. Я был поражен, не увидев ни следа живых организмов. Ни одно живое существо, судя по всему, не обитало в этом ослепительном раздолье. Я сразу понял, что благодаря неимоверной силе моей линзы проник за макроскопические частицы водной материи, за границы царства инфузорий и простейших, к первоначальной газовой глобуле и смотрел в ее сияющее внутреннее пространство, напоминающее безграничный купол, полный сверхъестественного света.
И все же я видел не только сияющую пустоту. Со всех сторон я замечал прекрасные неорганические образования неизвестной структуры, окрашенные в самые чарующие цвета. Эти образования представляли из себя, если можно так выразиться из-за отсутствия более точного определения, максимально разреженные слоистые облака; они расплывались и превращались в растительные образования таких благородных оттенков, что сравнивать с ними позолоту наших осенних лесов – это словно ставить рядом окалину и золото. Далеко в безграничное пространство тянулись аллеи этих газообразных лесов, полупрозрачных и окрашенных призматическими цветами невообразимой яркости. Свисающие ветви раскачивались над изменчивыми прогалинами, пока не начинало казаться, что каждая аллея превратилась в ряды наполовину просвечивающих разноцветных свисающих шелковистых флагов. Нечто, напоминающее одновременно фрукты или цветы, расцвеченные тысячами оттенков, сверкающих и постоянно меняющихся, пузырилось среди крон этой волшебной листвы. Ни холмов, ни озер, ни рек, ни живых или неживых форм не было видно, только эти огромные сияющие рощи безмолвно парили в тишине, а листья, фрукты и цветы переливались огнями, которые невозможно вообразить.
Как странно, подумал я, что эта сфера вот так обречена на одиночество. Я надеялся по крайней мере обнаружить новую форму животной жизни – возможно, классом ниже, чем все те, которые были известны на данный момент, но все же живые организмы. Мой новый мир, если можно так выразиться, оказался прекрасной разноцветной пустыней.