Наставники

Слуга Мия Оршич клянет и шпыняет своих подчиненных, разбежавшихся по всему Грунту: «Будет вам и бога, и черта, когда хозяин Василий вернется со своего поповского Собора и увидит, как вы развалились на конском навозе, в грязи и плевелах, вместо того чтобы привести себя в порядок, умыться и спеть какую ни то песенку во славу нашего господина императора, страдающего от тяжкой ломоты в суставах!» Дед Теодор перекладывает мудрую книгу, которую читал, с левой стороны на правую, и говорит: «Я сорок лет поучал не поминать имя Божие всуе, а ты!» Преосвященные Вуксанович, Ранкович, Чупович, а также Иоаннович вопрошают в один голос, сидя на Карловацком Соборе: «Знаете ли вы, что Бог существует на небесах и что в этом более никакого сомнения нет?» Священник Атанасий Меич из Грубившого Поля вещает. «Потому-то мы здесь и собрались, а не для того, чтобы вкушать вкусную пищу и пить замечательное карловацкое вино, равного которому нет!» На это преосвященный протоиерей Василий Ускокович: «Раз уж вы о вине заговорили, то лучше у меня совета спросите, потому как род мой лозу выращивает уже четыре столетия, и лучшего вина во всей двуединой империи нету!» Говорит владыка сербский Никанор Груич: «То, что поп Василий говорит, совершенно справедливо, тем более что жена его некогда католичкой была, а сейчас перейдем к сбору разбросанного и к другим святым делам!»

Бунт

Говорит судья Талер своему помощнику: «Что это за проклятый город такой и кто меня сюда посадил, черт бы его мать побрал и так далее, почему тут никто никогда не бунтует и даже следов нет хоть какого-то неприличия, за которое человека арестовать можно было бы!» Йоца Рняк говорит на это в совершенно пьяном состоянии; «Да здравствует наш император и король Франя Йосип еще сто и пятьдесят лет!» Говорит писарь Бунин: «Когда некое пьяное лицо говорит в честь нашего императора, то, по мне, это то же самое, если бы трезвый стал бранить и оскорблять его, так что мы это лицо смело можем повесить за ноги или за какую другую часть».

Общинные чиновники

Каждое утро общинные чиновники являются в общину и распределяются по своим удобным, однако несколько грязноватым канцеляриям, где они должны находиться до четырех часов пополудни, даже если у некоторых из них нет никаких дел. Говорит Йожа Лукац, общинный чиновник: «Как только подумаю о том, что я, будучи общинным чиновником, должен сидеть здесь, а мою прекрасную супругу именно в этот момент соблазняет капитан Плуштец, рассказывая ей про вымышленные войны, на которых он даже во сне не бывал, не говоря уж о том, чтобы погибнуть на них, как и следовало бы честному и достойному похвалы человеку!» Председатель общины Игнат Лобо проходит галереей и входит в служебные помещения, где сидят все общинные чиновники в глубоком трауре, поскольку не знают, что у них дома происходит, а чего не случается. Говорит им председатель общины: «А что вы думаете, мне, что ли, легче, чем вам, только потому, что я председатель, ведь я в сам знаю, что делают офицеры с нашими верными женами, одного только понять не могу, кто только позволяет им шастать по приличным домам в то время, когда мы здесь сидим!»

Сварливость

Говорит слуга Мия Оршич своим подчиненным работникам: «И не выдумай кто – из вас демонстрировать мне признаки сварливости по любой причине, ведь вам довелось служить в таком прекрасном и патриотическом доме, как дом Ускоковичей!» Низкорослый работник Пая Войшич спрашивает: «А что такое сварливость и что она означает?» Мать Катарина говорит: «Это когда дед Теодор говорит, что снег черный, а уголь белый, я же пытаюсь противоречить ему и говорю, что наоборот, а он стучит кулаком по столу и говорит, что нет, а другие, которые намного умнее меня, как, например, доктор Палацкий, говорит, что да, а третьи, еще умнее, например, как священник Кораяц, говорит, что нет, и так до тех пор, пока кто-нибудь кому-нибудь голову не разобьет, или не выбросит его со второго этажа во двор, или яремную вену не перережет, чтобы за ним жандармы пришли и увели его в кутузку!»

Набег