Налоговые приходят в испуганный дом сапожника Джуки Ковачевича и говорят: «Дай деньги, которые ты задолжал императору и королю в результате починки огромного количества обуви всему городу!» Отвечает им сапожник, всем лицом сокрушившись: «Дорогие господа налоговые, посмотрите на мой скромный дом, который состоит из комнаты для проживания и маленькой мастерской, в которой клеем смердит, вот вам кровать, стол, на столе тарелка с колбасой, стакан вина и открытая книга „Новая Элоиза Хорватская", там вон шкаф, на шкафу три другие тарелки, на стене картинка Христова распятия, на полу мышеловка для ловли мышей, два стула, жена шерсть прядет, ребенок описавшийся плачет, в то время как в открытую дверь корова голодная мычит, вол, коза, две овцы, петух, четыре тощие курицы, один павлин и старая гусыня. Вот все, что у меня есть, а денег, вот те крест, нету!» Налоговые говорят: «Если так, то извиняйте и спокойной вам ночи», и уходят, пришибленные и несчастные, чтобы рассказать об этом печальном событии расстроенному судье Талеру, который прямо и не знает, что со всем этим делать.
Говорит судья Талер: «Прямо так и вижу, как умрет наш бедолага Йоца Рняк. В пыльной комнате будет сидеть во мраке на поломанном стуле, у ног его лежит колода карт для игры в пьяницу, рассыпанные деньги, которые ему уже не нужны, окровавленный нож, павлинье перо, сломанная бритва, на столе уже испортившаяся нетронутая еда, «отому что ему есть неохота, змея самой ужасной породы ползает у него по груди и больно
Хозяйка Катарина добавляет: «В то время как наш счастливый и благородный дед Теодор умрет окруженный всеми нами, своими детьми, сыновьями, успешным торговцем Йовой, протоиереем Василием, вернувшимся с Собора, самым младшим Митаром, изучившим науки о растениях и камнях, будут тут и внуки, все, к счастью, здоровенькие и причесанные, в комнате все прибрано, на столе лучшие лекарства, которые ему уже не помогут, я буду вся заплаканная и расстроенная, все слуги во главе с верным Мией в трауре и на коленях, коровы и кони понурятся, голуби как околелые, и в это время луч несравненного света коснется его уже совсем лысой головы, и в его трепещущем свете прямо в воздухе можно будет прочитать слова типа „Бог с тобой!"».
Пребывающая в дурном настроении жена деверя говорит в конце: «Ну и в чем тут разница?» – но сразу после этого умолкает.
Говорит добродушно настроенный судья Талер: «Один человек любит с другим в корчме посидеть, чокаться с ним по-приятельски, в то время как снаружи молнии во всю силу сверкают, даже смотреть страшно. Другой, напротив, любит присесть у фортепьяно, когда некая герцогиня перебирает клавиши, а его цилиндр стоит рядышком с прекрасно выписанными нотами, едва не касаясь прекрасного плеча пианистки!»
«Кто в молодости не принимал пограничного капитана с букетиком цветов, которые нигде не растут, в то время как пес смотрит на капитана и на цветы, размышляя, порвать ли их обоих на куски, или лучше будет промолчать?» Так говорит жена деверя своей дорогой родственнице Катарине, а та отвечает: «По мне, так куда лучше было гулять с палкой в руке по пшеничному полю, чтобы при этом вежливый младший писарь показывал письмо, написанное им тебе, курил папироску в маленьком мундштуке, ведя на поводке свою охотничью собаку, а вдалеке чтобы виднелась мельница, машущая крыльями на легком ветерке!» На это их верная, но несчастная служанка: «Я только однажды почувствовала подобное чувство, когда после несчастного случая с покойным мужем служила я у одного писателя и там случайно подняла подол у платья, чтобы не замарать его конским навозом, а он на коне и в прекрасном костюме, посмотрел и сказал: „Ох-хо-хо, боже мой!" – и это было все!» «Когда симпатичный, молодой красавец-супруг сидит за столом в саду, а на столе прекрасные фрукты, чашечки с кофе и отменное печенье, на коленях у него счета, которые говорят только о доходах от продажи в сущности никудышного зерна, хромых лошадей и прогорклого жира, а он курит немецкие сигары и пропускает ароматные струйки дыма сквозь холеные небольшие усики, в то время как его наикрасивейшая жена всех времен и народов стоит над ним, одетая в церковь и с веером в руке, словно ангел небесный, вот это и есть самые прекрасные чувства, о которых нам даже и задуматься-то страшно!» – говорит в конце госпожа Матильда Клапшя и незаметно смахивает свои драгоценные слезы.