Наставница королевы

— Единственный ребенок — в точности, как принцесса Мария, — проговорил Том, нахмурившись каким-то своим мыслям, и положил у ног связку бумаг.

Я испугалась, что брызги от весел их намочат, но моего попутчика это, казалось, совершенно не тревожило. Гребцы между тем направляли барку, борясь с течением и ветром. Тому гребцу, который сидел ближе к нам, судя по всему, пришлась по душе бесшабашность Тома. Наклоняясь низко при каждом гребке, он поднял взгляд, усмехнулся, повел глазами, потом подмигнул мне. Я не стала обращать внимания на него, как и на проплывавшие мимо селения и возделанные поля, а сосредоточилась на своем привлекательном попутчике.

— Иной раз мне так досаждает мой старший брат Эдуард, — сказал Том, нахмурившись и покачивая головой. — Клянусь дьяволом, я был бы не против быть единственным сыном. А вот мои сестры — совсем другое дело. Джейн — единственный человек, по которому я скучаю с тех пор, как прибыл ко двору со свитой сэра Фрэнсиса Брайана[27]. Она такая ласковая, тихая, красивая — глаза у нее голубые, волосы светлые, в отличие от остальных членов нашей семьи. Да, а что касается принцессы Марии, дочери короля, его величество поселил ее в Ричмондском дворце, предоставил ей собственную свиту и слуг — не то чтобы так не было принято, только мне кажется, это сделано, чтобы сильнее досадить ее матери, которая очень любит ее. Мария оказалась все равно что удалена от двора, и боюсь, за ней последует и королева.

Вскоре я поняла, что Том Сеймур способен перепрыгивать с одной темы на другую. Но все же он умел прямо смотреть в глаза собеседнику и внимательно слушать, не отводя проницательного взгляда; позднее я поняла, что мысли его в такой момент могут витать где угодно. У него была привычка, которая одновременно и выбивала меня из колеи, и доставляла удовольствие — он то и дело окидывал меня взглядом с головы до ног. Этот мужчина, тогда совсем молодой (ему было двадцать лет), впервые заставил меня по-новому ощутить собственное тело. Прежде горячие мужские взоры вызывали у меня желание отвернуться, но этот дьявол разбудил во мне желание покрасоваться, вскинуть голову, втянуть живот и гордо выпятить грудь. Том Сеймур был большой насмешник и, безусловно, знал толк в искусстве флирта. От него веяло такой бесшабашностью, что человеку — мне в данном случае — так и хотелось все ему рассказать и все отдать.

Лишь когда баржа подошла к месту, изобиловавшему водоворотами и перекатами, ко мне вернулось ощущение реальности.

— Впереди прилив и бурные волны, — предупредил Том, словно я сама не слышала шума воды и не видела белых бурунов. Гребцы теперь не просто налегали на весла, они изо всех сил удерживали барку, чтобы ее не закружило. — Не бойтесь, прекрасная дева! — заорал Том, перекрывая крики команды и шум бурлящей воды. — Королевские гребцы искусны в своем деле. Они знают, что мы не можем заставить ждать короля, а в данном случае — и леди Анну!

Барка начала было кружиться, но благодаря ловкости гребцов все же проскочила опасное место. В последнее время, подумалось мне, слишком часто шли дожди. Однако все это приятно щекотало нервы, а мой попутчик явно получал удовольствие от происходящего. Нас подбросило вверх, потом кинуло вниз. Я взвизгнула и, хотя и цеплялась за прибитую к палубе скамью, не удержалась и повалилась на Тома. Он подхватил меня и крепко прижал к себе, пока барку швыряло из стороны в сторону; она едва не врезалась в торчащую из воды скалу; потом пенные буруны остались позади.

Только тогда, когда и шум воды, и биение моего сердца утихли, я сообразила, что Том прижимает меня к себе чересчур крепко, удерживая одной рукой за седалище, к которому прилипли промокшие от брызг юбки, другой же обхватив тяжело вздымающуюся левую грудь.

И в течение многих лет после этого стоило мне только оказаться рядом с Томом, как я снова ощущала себя в захватывающем, кружащем меня водовороте.

Гемптон-корт оказался самым великолепным, самым величественным зданием, какое только представало моему взору. Том коротко поведал мне о нем.

— Кардинал Уолси подарил дворец его величеству три года назад, когда король заметил, что его высокопреосвященство живет богаче своего государя. Похоже на взятку, чтобы не попасть в опалу, а? Могу поклясться, следующим подарком будет Йоркский дворец, если только кардинал не сумеет добиться этого проклятого развода.

Я не нашлась, что на это сказать, и вместо меня снова заговорил Том:

— В этом здании тысяча комнат — почти столько же, сколько и придворных, и, говорят, двести восемьдесят кроватей — не сомневаюсь, что мы найдем себе хотя бы одну по вкусу.

Я сердито сверкнула глазами и отвернулась в сильном смущении, а он продолжал как ни в чем не бывало, показывая рукой то в одну сторону, то в другую.