С момента моего прибытия ко двору прошло тринадцать месяцев, а дело о разводе все тянулось. Заседания, которые проводил в монастыре доминиканцев кардинал Кампеджо и с которыми король связывал свои надежды на освобождение, зашли в тупик после драматического появления там королевы Екатерины, заявившей о своих правах. В конце концов король удалил ей от двора, отослав сперва в один, а потом в другой отдаленный замок и запретив видеться с горячо любимой ею дочерью, принцессой Марией. В октябре 1529 года был отстранен от власти Уолси, после чего двор (а поговаривали, что и сам король) оказался в руках Болейнов и их родственников, могущественного клана Говардов, в особенности герцога Норфолка. Уолси арестовали по обвинению в государственной измене (произвести арест король отправил не кого иного, как Генри Перси, так-то!) и повезли в Лондон на суд, но в октябре 1530 года его высокопреосвященство скончался. Его величество не замедлил захватить Йоркский дворец, который так восхитил меня в Лондоне, многое там перестроил и переименовал это чудесное здание в Уайтхолл.
Но самое невероятное из всего, что я узнала в первые годы своего пребывания при дворе, — это все же идея Кромвеля. Он предложил королю, если папа не аннулирует брак и не даст разрешения на развод, самому стать главой Церкви в своем королевстве и объявить себя свободным от брачных уз, дабы жениться на леди Анне. Это могло привести к отлучению короля от святой католической матери-Церкви, которую он в свое время так горячо защищал, могло повлечь за собой мятеж на религиозной почве, но в любом случае Генриху не придется отказываться от леди Анны.
Народ пришел от всего этого в изумление, и, в зависимости от религиозных симпатий, кто-то радовался, кто-то ужасался. Особенно потрясли людей обвинения в адрес аббатств и монастырей, мужских и женских, по всей стране: дескать, они погрязли в роскоши и разврате и поэтому их следовало искоренить, а их обширные земельные владения и огромные денежные средства передать в руки короля и его фаворитов. Надо сказать, это был очень умный ход, заставивший многих дворян смириться с репрессиями, обрушившимися на тех, кто выступил против политики Генриха VIII. Как могла знать не согласиться с волей монарха, возводя новые замки и усадьбы на бывших монастырских землях? Но меня этот смелый шаг короля не слишком удивил — ведь я понимала, откуда почерпнул свою идею секретарь Кромвель еще много лет назад. Она родилась, когда его высокопреосвященство кардинал Уолси послал Кромвеля закрыть несколько мелких провинциальных монастырей, дабы изыскать средства на развитие двух колледжей, призванных прославить имя кардинала.
Меня неприятно удивило и опечалило то, что я, никогда ничем не болевшая, вдруг слегла с лихорадкой и не смогла поехать во Францию в составе большой свиты, сопровождавшей Генриха в Кале на встречу с французским королем Франциском. Анну и ее фрейлин его величество взял с собой. Я тем более огорчилась, что — как мне потом рассказывали — встреча имела потрясающий успех во всех отношениях. Помимо всего прочего, леди Анна отчего-то пришла наконец к выводу, что королю необходим дополнительный стимул, дабы его восхищение ею не прошло, и в конце концов согласилась разделить с ним ложе.
— Мне очень хочется яблок! — шумно радовалась она в присутствии нас, толпы своих фрейлин, уже осенью, когда двор возвратился в Лондон. — Его величество нуждается во мне и в сыне. Я позабочусь о том и о другом.
Теперь я очень редко носила послания от Анны к Кромвелю и обратно: Болейны так прочно уселись на вершине политической власти, что Анна нередко просто вызывала Кромвеля к себе, как будто это она была повелительницей всей Англии. Он стал продвигаться вверх еще быстрее — король назначил его членом Тайного совета наравне с отцом и дядей Анны. И все же я по-прежнему должна была докладывать Кромвелю — как правило, уже не лично, а через мастера Стивена — обо всем, что касалось Болейнов: Кромвель считал, что с них нельзя спускать глаз. Но сегодня, когда мастер Стивен спустился по черной лестнице Уайтхолла, где мы раньше встречались с его хозяином, я сообщила несколько раздраженно:
— Полагаю, Кромвелю известно, что Леди ждет ребенка, но ему, возможно, интересно будет угнать, что она открыто хвастает этим, а недоброжелатели, которые считают Болейнов выскочками, просто кипят от злости.
— Первое ему известно. Второе он предполагал, но этим он непременно займется, — сказал мне Стивен, слегка улыбаясь. Он был очень похож на своего господина: оба говорили быстро и коротко, почти не разжимая губ. — А как вы поживаете? Вы провели тут уже несколько лет. Где вы только не побывали! Знаете ли, наш общий хозяин очень высоко оценил то, что вы не попались в сети этого щенка Сеймура, когда появились при дворе.