Наставница королевы

— Как романтично! — закричала она, вскакивая из-за письменного стола и хлопая в ладоши. — Тайные ухаживания, потом венчание — после стольких лет, во время которых они вынуждены были жить в разлуке! Не забывай, Кэт, он ведь ухаживал за ней еще прежде, чем подумал, что необходимо сделать предложение другим, а уж потом поддался сердечному влечению к ней. Я считаю, что это все чудесно. К тому же сэр Томас Сеймур красив. И еще мне говорили, что он храбро сражается с пиратами и отнимает у них всю добычу. Нет, я никуда отсюда не уеду, тем более в сельскую глушь к Марии. Но отчего ты так взволнована и настаиваешь на этом — ведь тебе тогда придется жить вдали от горячо любимого мужа? Вы же с ним не поссорились, нет?

На это я могла только покачать головой. Мы с Джоном не поссорились — пока. Но мне не пристало жить в доме, где будет распоряжаться Том Сеймур и где обе царственные женщины не будут сводить мечтательных взоров с потрясающего — во всех смыслах этого слова — негодяя.

Глава одиннадцатая

Челси-хаус лето 1548 года

Пребывание под одним кровом с вдовствующей королевой сделалось для меня невыносимым, когда там же поселился Томас Сеймур. Хуже всего было то, что остальные женщины во дворцах, где нам приходилось бывать, — в Челси или Хэтфорде, которыми владела Екатерина, в принадлежавших Тому лондонском Сеймур-хаусе или замке Сьюдли на Котсуолдских холмах, — просто млели от счастья, оказавшись рядом с таким мужчиной.

Королева Екатерина не скрывала, что обожает своего нового супруга. Она вспыхивала, когда он горячо шептал ей что-то на ухо, и провожала затуманившимся взором, когда он выходил из комнаты. Леди Джейн Грей[57], кузина Елизаветы, время от времени гостившая у Екатерины, явно восхищалась своим опекуном. Даже служанки провожали восторженными взглядами блестящего лорд-адмирала, рослого красавца.

Зато его брат и весь Тайный совет (в состав которого теперь вошел и Том) пришли в сильнейшее негодование от подобной наглости: тайком обвенчаться с только что овдовевшей королевой, поспешно и без всякого на то позволения. Совет задал ему изрядную взбучку, однако Том спорил с ними и ругал всех подряд. В его же собственных владениях одна я избегала его, как чумы.

Недели через две после того, как Том открыто поселился у Екатерины, я направилась в дом, чтобы взять книгу, которая потребовалась мастеру Гриндалю, наставнику Елизаветы. Они с принцессой и леди Джейн Грей (Джейн была робкой и тихой, но Елизавете очень хотелось иметь подругу, близкую ей по возрасту) сидели невдалеке от розария и оживленно обсуждали какой-то научный вопрос. Я засиделась с ними и была рада под благовидным предлогом прогуляться, размять ноги. Но я не успела дойти до дома: из беседки, затененной прихотливо вьющимися розами, вышел Том и заступил мне дорогу.

Я резко развернулась, намереваясь побежать в сторону реки, однако он схватил меня за плечи и так резко дернул, что мои юбки обмахнули пыль с его сапог.

— Черт возьми, а я-то надеялся, что после моего столь долгого отсутствия ваше сердце станет нежнее, — проговорил Том с усмешкой и развернул меня лицом к себе.

Он склонил голову набок и посмотрел на меня с шутливо-просительным выражением.

— Уберите руки, милорд.

— Черт возьми! А вы не думаете, что остальные удивятся тому, что вы смотрите на меня таким ледяным взглядом, тогда как любая другая готова из кожи вон лезть, лишь бы мне угодить, особенно наша малышка принцесса и моя женушка? Или вы все играете по старинке в игру Анны Болейн «noli me tangere», чтобы снова разжечь во мне сердечный пыл? А вы сказали Джону Эшли, что я был вашим первым возлюбленным? Ведь правда, сказали?

— Возлюбленным! — Я произнесла это слово, будто ругательство, и плюнула, едва не попав в Тома. Затем я стряхнула с себя его руки и сумела сделать широкий шаг назад — правда, в итоге голова моя уперлась прямо в шипы роз. — Прежде я была слишком глупа, но вы излечили меня от этой беды, — сказала я, отряхивая платье там, где к нему прикасались руки Тома. — Что же касается вашей жены и ее высочества, да и леди Джейн тоже, можете сообщить им, что небо имеет зеленый цвет, и, как это ни печально, они согласятся с вами за милую душу.

— «За милую душу» — превосходный девиз, — засмеялся Том, но в ответ я обожгла его сердитым взглядом.

Как он изменился по сравнению с тем юношей, которого я впервые встретила на барке, плывшей к Гемптон-корту двадцать лет тому назад. Том заметно располнел, оброс жирком. Лицо, когда-то чисто выбритое, теперь обрамляла большая борода — такие были тогда в моде. Взглядом он привычно и бесцеремонно ощупывал меня, но в уголках глаз появились морщинки, а высокий лоб был весь изборожден глубокими морщинами.

А вот голос остался таким же громким, самоуверенным, разве что Том на каждом шагу бранился, как матрос, как будто это добавляло ему удали или достоинства. Большинство ругательств, кои он использовал, так или иначе оскорбляли Творца поминанием всуе Его священного имени. Не реже поминал Том и дьявола, врага Божьего.