Настенька и медведь

А взрослые за столом наносили урон разносолам и отдавали дань кухне. Даже смешные Настины бутерброды с этими глупыми шпротами (она теперь понимала, как убого они выглядели на богатом праздничном столе) слопали очень быстро. Отчего стало вдруг грустно?

– Знаете… – Беринг разлил по выточенным из прозрачного камня фужерам какое-то очередное творение четы росомах. Что-то темно-вишневое, пахнувшее виноградом и августом, густое и пьяное даже на вид. – В земном мире есть такая традиция: когда пьют за столом, то провозглашают желания. Я желаю всем тем, кто собрался сегодня за этим столом, просто счастья. Настоящего, полного, пусть не гладкого и безупречного, но – настоящего.

Каждый задумался, представляя себе это самое счастье. О своем, очень близком и таком желанном. Ася, конечно – о Беринге. Он ее счастье. То самое – непростое, не гладкое. Очень даже когтистое и шерстяное.

Волки как-то странно переглядывались и гыгыкали, а Василиса, нервно тыкавшая в экран телефона весь вечер, решительно толкнула в бок Игната, заявив:

– Счастье мое старшее дома болеет. Нам, пожалуй, пора.

И лисы стали тихонечко собираться, одевая сопевших носами детей, тихо переговариваясь, поглядывая в окно: там снова хозяйничала метель. Уже январская, или, как тут называли “лютеневская”. Новогодняя, очень снежная. Пора была ехать домой.

Волки тихонечко переоделись, подмигивая и пряча костюмы в мешок. Насте они очень нравились: сильные, какие-то даже надежные, они были словно сделаны из одного теста с Берингом.

Внезапно так вышло, что гости собрали посуду, хозяйничая на их кухне быстро и явно со знанием дела. Молниеносно все перемыли, расставили по местам (и все это делали брутальные мужчины!), пока Василиса грузила свою детвору в семейный автобус четы Белолапкиных. Таких гостей можно звать на завтрак, обед и ужин неделями. Красота же: сами все приготовили (ну, почти все), сами поели и сами убрали следы пребывания.

Насте все очень нравилось. А особенно то, что Беринг стоял за спиной и внимательно очень разглядывал вырез, видневшийся под волосами. И дышал так… волнительно.

Закрылась дверь за гостями, рука горячая обожгла Насте спину, отвела с плеч волосы.

– Я дождался. Терпение – мой конек, дорогая. Но сначала доделаем еще парочку дел.

“Парочка дел” продлилась далеко за полночь. Ванька получил свой заветный ноутбук с пожеланием больше учиться, Настя – свой, потрясающий, настоящее чудо техники, с отстегивающимся сенсорным экраном для рисования, кучей примочек и запасных батарей. Дети были уложены, даже нечисть домашняя получила подарки (Беринг и тут постарался).

А уж потом… Настя твердо решила: платье – это прекрасно. Ни одна еще вещь из ее гардероба не вызывала у Влада такого просто щенячьего восторга (или медвежачьего?).

А уж чулки на подвязках…

***

Первое утро нового года. Метель все еще шумела за стенами дома, а внутри стояла просто пугающая тишина.

Да, все проспали безбожно, даже неутомимый Беринг не был еще на ногах. Еще бы – такая ночь! Уже двенадцатый час, а дети не прибежали на кухню, как обычно, требуя завтрака. Так сытно поели? Просто поздно легли? Но помня обилие сладкого в холодильнике не найти их голодных носов за столом в это время было странно…

Подождав еще час, Настя все-таки поднялась в мансарду и с ужасом обнаружила, что девчонки обе спят в одной кровати, закутавшись во все одеяла, и во сне стучат просто зубами. Они обе пылали как печки.

Как быстро, еще этой ночью слегка только сопели носами. Ванька заболевал совсем не так остро, или они просто маленькие?

Быстрый звонок Василисе (да, лисята все тоже слегли), очередной вызов доктора. Старый врач лис Чернобуров вдруг отчего-то встревожился, отвел Влада в сторону и ему очень тихо втолковывал нечто тревожно звучавшее, дергая хозяина Урсулии за рукав. Беринг хмурился. Настя тщетно пыталась напоить сестренок тем самым чаем, так быстро поставившим Ваньку на ноги.

– Чай тут не поможет, барышня, – сказал ей доктор. – Трахеобронхит у обеих, и у той, что с синяками под левым коленом, похоже, уже пневмония. Хотелось бы мне ошибаться… Я пришлю лекарства посильнее, но, откровенно говоря…

– Что?

– Я ни разу не лечил человеческих просто детей. Про морфов я знаю почти все. Дети человеческие для меня – терра инкогнита.

Настя широко раскрыла глаза, беспомощно оглянувшись на мужа. Тот успокаивающе качнул головой и пообещал:

– Ась, наш педиатр из столицы уже в пути. Все что можно, мы сделаем, справимся.

– Как будто он хоть раз в жизни лечил человеческих детей, – проворчала Настя под нос, поправляя подушку Ани. – Доктор, а может, сбить температуру? Как там – обтирание уксусом или спиртом, еще что-то?

– Ни в коем случае не спиртом, – живо отозвался старый лис. – Теплой водой, возможно. Липа, малина, душица… Мокрые носки, компресс на лоб. Если не поможет – в простыню мокрую оберните.

– Антибиотики? – с надеждой спросила Настя.