Настенька (СИ)

Руки сами заскользили по чужой калитке, разукрашивая её ледяными узорами. Тихо скрипнули петли. Раздалось злобное рычание собаки. Но было ли мне дело до какого-то там пса? Конечно, нет. Не успела здоровенная псина метнуться ко мне, как моя тонкая, но стальная ручка ухватила оскалившуюся шавку за холку, а затем… наступила тишина.

Я удовлетворённо выдохнула и прикрыла веки, наслаждаясь безмолвием летней ночи. Прохладный ночной ветерок развивал мои непослушные локоны, остужая раскрасневшиеся щеки. Ледяная ладонь сама провела по лицу, изгоняя ненавистный жар и даря такую желанную прохладу. Затем моя рука опустилась ниже, туда, где в пылающей груди билось израненной птицей моё сердце. Как захотелось мне сейчас сжать его в ледяном кулаке, чтоб оно успокоилось, и даже остановилось.

«Почему ты должна страдать, а не они?» — вновь услышала я тихий голос, — «Отомсти же».

Ноги послушно несли меня к дому, а руки сами попутно задевали предметы, превращая всё вокруг в сверкающие льдом скульптуры. Дверь оказалась не запертой, как и следующая. Лампадка у образов в углу избы опасливо затрещала и вспыхнула ярче. А я же медленно и бесшумно продвигалась дальше из одного помещения в другое. Вот возле печи на лавке тихо посапывал какой-то старик, видимо отец или дед Данилы. А вот с палатьев свешиваются чьи-то тонкие детские ручки, наверное, там спали его сестры.

Ещё дверь. И вот высокая кровать, узкая, не более полуторки. На ней двое. Светлые волосы девушки распущены, мешковатая сорочка сползла с одного плеча, оголяя крепкую упругую грудь. Тело мужчины скрывала грубая рубаха, но я и так знала каждую линию его мускул, каждый изгиб, как свой собственный.

Рука сама занеслась над крепко спящей парочкой, а между пальцами блеснул ледяной голубизной нож.

Я затаила дыхание, прикрыла веки, продолжая концентрировать силу в ладони.

«Ну же!»

— Нееет, — заверещало что-то рядом, — Не делай этого, ведьма, не надо!

Я с досадой отпрянула, а ледяной кинжал чиркнул по изголовью кровати, превращаясь в ледяное крошево.

— Кто смеет мне мешать! — зашипела я яростно, материализуя в своих пальцах ледяные снежинки.

Передо мной тут же бухнулся на колени представитель местной домовой нечисти, которого я видела впервые.

— Пощади, всеми богами прошу, — запричитал домовик, — Дурной Данила, не спорю. Виноват он перед тобой, и эта его светловолосая тоже ещё та, — кивнул он в сторону кровати, — Но не убивай, прошу.

— Ещё слово, — тихо зашипела я, — И проснётся весь дом. И тогда, — яростно блеснула я глазами, — Тогда мне придётся убить всех! Выбирай сам!

— Не придётся, — отчаянно замотал головой нечисть, — Я чары наложил, не проснутся они. Прошу пощади, не убивай. Не узнает никто, что ты здесь была, и я молчать буду.

Ярость во мне требовала, чтобы я поступила иначе. Достаточно было только устранить одно небольшое препятствие, которое сейчас так некстати, пыталось заговорить мне зубы.

Я снова взглянула на мирно спящего мужчину, и почувствовала, как злость во мне борется с любовью. Жажда крови немного схлынула, и видимо это почувствовал и домой.

— Спасибо, навьюшка, спасибо! — снова кинулся он мне в ноги, — Не зря Данила так сильно полюбил тебя, доброе у тебя сердце.

В глазах защипало. Стоять и смотреть на всё это было невыносимо. Боль снова смешалась с ненавистью, и, опасаясь не совладать с собой, я рванула к выходу.

— Ветер! — закричала я, оказавшись на улице, — Где ты?

Но ответа не последовало. Именно сейчас, когда он мне был так нужен, его не было рядом.

Я рванула в лес, охваченная диким желанием ломать и крушить всё на своём пути.

— Ветер! — рявкнула я так, что сама чуть не оглохла.

— Здесь я, здесь, — тут же раздалось где-то рядом.

Парень меланхолично полировал свои ногти, сидя на толстом суку здоровенного дуба.

Я посмотрела на него сквозь пелену боли и раздражения.

— Почему ты не остановил меня?

Отвечать он не торопился, продолжая с безразличным видом полировать свои ногти.

— Я ведь могла… Я ведь чуть их…, - я взглянула на свои руки с ужасом, понимая, что чуть не сотворила.

Меня пошатнуло, и блондин в один миг оказался рядом, схватив меня за плечи и яростно встряхивая.

— Жалко их стало? Жалко? — злобно прошипел он мне в лицо, — А тебя кто-нибудь пожалел?

Я подняла к нему глаза полные слёз и тихо ответила:

— Ты.

— О боги, — выдохнул он, прижимаясь своими губами к моим, и крепко заключая меня в объятия.

Я не сопротивлялась, а только вяло отвечала на его прикосновения, цепляясь дрожащими руками за его руки и плечи.

— Возьми меня, Ветер, я буду твоей, — тихо прошептала я между поцелуями.

Он оторвался от моих губ и внимательно вгляделся в моё лицо.

— И в моих объятиях будет лишь призрак, — уныло хмыкнул он, отталкивая меня прочь.

— Ты же этого хочешь.

— А ты? — его взгляд вдруг стал жестким.

— Клин клином вышибают, — попыталась найти я себе оправдание.

Он долго стоял и смотрел на меня, а потом, качая головой, произнес:

— Ты уже дважды просила меня об этом, думая, что это облегчит твою боль. Не облегчит. Да и я — не лекарство, знаешь ли.

Блондин отвернулся, а потом, прежде чем исчезнуть, бросил через плечо: