Настя

– Что с ней может случиться? – Мой голос был спокоен как никогда раньше. Наверное, в психологии это как-то называется: я испугалась так сильно, что всё происходящее с собой стала воспринимать словно со стороны, став из главного персонажа зрительницей.

– Откуда я знаю, – передёрнула узенькими плечиками Красная Шапочка. – Человек – это очень сложный биологический механизм, в нём одновременно происходят сотни тысяч всяких процессов, физических, химических, гистологических, анатомических, физиологических, каких-то там ещё… Если вдруг хоть в каком-нибудь процессе произойдёт ошибка – это неблагоприятно отразиться на всём остальном организме, и мы получим болезнь, которая может оказаться любой: от банальной простуды до быстротечной летальной инфекции. Это – внутренние опасности. Есть и внешние. На улице, к примеру, может случиться много чего неприятного. Грав полем заденет, кирпич на голову упадёт… Хоть мы об этом редко задумываемся, но, если подсчитать, то опасностей на самом деле – сотни. Особенно для крохотной девочки. Я могу тебе предложить защиту для твоей сестры.

– Защиту?! – Удивилась я, внутренне готовая к любому повороту разговора кроме такого.

– Вот именно, – кивнула Красная Шапочка. – Я лично буду отвечать за то, чтобы с твоей Санькой ничего не произошло. А взамен вынуждена попросить об одной маленькой услуге.

– Что за услуга?

– Тебе её будет выполнить очень и очень просто. Согласна?

– Да!

Красная Шапочка впервые за всё время нашегоразговора пришла в лёгкое замешательство.

– Ты даже не подумала.

– Над ЭТИМ мне думать не нужно, – я выделила голосом местоимение "этим". – Моя сестра не должна подвергаться никакой опасности что бы ни случилось!

– Ты даже не хочешь узнать, о чём именно я тебя попрошу?

– Не хочу. Я всё равно согласна.

– Очень похвальное рвение! – Удовлетворённо кивнула Красная Шапочка. – Молодец, Настенька.

– Называй меня по фамилии, если уж решила шантажировать!

– Фу, какое некрасивое слово! – Поморщилась Красная Шапочка. – Зачем так грубо? Мы просто стараемся быть полезными друг другу.

– Чего тебе надо? – Я едва сдерживала ярость.

– Чтобы ты молчала, – просто ответила моя собеседница.

– О чём? – Зло бросила я.

– О том, что происходит в нашей школе.

– Это всё? – Не поверила я.

– О всех твоих выводах, догадках, озарениях не должен знать ни один человек. Думаю, это не такая-то уж серьёзная плата за безопасность твоей сестрички.

– А если кто-то без меня обо всём догадается?

– Это не твои проблемы. Твоя проблема – молчать. До первого апреля. Я лично буду это строго контролировать.

– До первого апреля? – Переспросила я.

– Вот именно, – улыбнулась Красная Шапочка. – А после – делай всё, что тебе заблагорассудиться. Можешь даже написать письма во все сетевые газеты и телестанции – тебе за это ничего не будет. И Сашке – тоже.

– И что же случится первого апреля?

– Думаю, ты станешь патриотом нашей "Штуки" и тебе самой не захочется, чтобы у нас возникли какие-то проблемы.

– Посмотрим, каким патриотом я стану.

– Посмотрим, – как эхо отозвалась Красная Шапочка.

– И всё-таки, странная дата, – вполголоса пробормотала я.

Красная Шапочка расхохоталась:

– Как трудно вам, аналитикам, жить; во всё вы стараетесь отыскать логику! Ладно, так уж и быть, скажу, откуда такая дата, чтобы ты не мучилась. Раз, я страхуюсь от случайностей, потому что вполне могла бы дать тебе срок два-три месяца. А за полгода ты в любом случае вникнешь в суть нашей жизни. Два, первого апреля начнётся подготовка к специализации, и тебе будет не до всякой ерунды. Три, мне просто нравиться этот праздник. День смеха – чем плохо? – Красная Шапочка глубоко вздохнула. – Ладно, пора тебе отсюда топать. Все вопросы мы вроде обговорили, договор составили. Фото, кстати, можешь оставить себе – лишний стимул не совершать разные глупости.

Красная Шапочка повернулась спиной и растворилась в воздухе.

Я даже не успела моргнуть – и поняла, что лежу у себя в комнате, на своей собственной постели. На прикроватной тумбочке, повёрнутый ко мне, стоит мой собственный персональник, с монитора которого прямо на меня смотрит Сашино лицо, глаза сестрёнки кажутся особенно большими и печальными.

– До первого апреля нам придётся как-нибудь потерпеть, – прошептала я. – А второго апреля, Санечка, мы с тобой в этой дурацкой школе устроим Армагеддон!