Настя Иванько и полуостров Крым (рассказы)

– Ты – чудо!

Народа в клубе было немного. Именно сегодня стартовал чемпионат Европы по футболу, все сидят по домам, у зомбоящика. Поразило другое, из пришедших – сплошь молодняк. Среди такой целевой аудитории Валера ощущал себя восставшим из гроба зомби. Сжал кариесные зубы. Решил все вытерпеть.

Первым выступал парень в черных каплевидных очках а ля Джеймс Бонд. Белая рубашка распахнута на лысой груди. Рукава с длинными острыми манжетами.

– Здравствуй, Москва! – произнес с прибалтийским акцентом.

– Здорово… – вяло отозвалась публика.

Аккомпанировал один гитарист. Опора на вербальный посыл.

Президент РФ, ты – дитя гэбни.

Вертикаль!

За твоей спиной стоят мусора.

Тебе больше к лицу арестантская роба.

Сиди на нарах!

Жуй сухари.

Ты – вор!

Ты – никто, ты – чмо!

Неслыханный аплодисмент потряс зал. Молодняк вскакивал с дюралюминиевых стульчиков, пружинно подпрыгивал, выбрасывал к потолку руку с растопыренными двумя пальцами.

– Экое убожество художественных средств… – шепнула на ухо Валере Люба.

– А какой успех?! Шквал!

– Надо говорить все в лоб, – щурился Антон Кузькин. – Без всяких околичностей.

Следующим номером программы шло выступление панк-группы «Мошонка русского носорога». Ребята, сплошь покрытые татуировкой (лики Владимира Высоцкого и Виктора Цоя), мучительно долго настраивали оборудование. То и дело ухал, будто бил по печенкам, басовый барабан.

– Устал я от молодецких забав, – скривился Валера. – Мне бы что потише…

– Песня называется «Будет все круто!», – произнес во взвизгнувший микрофон широкоплечий парнишка в голубой тельняшке десантника.

Он так громово ударил по струнам, что Валерик чуть не рухнул со стула.

– В другой раз возьму с собой беруши, – пробормотал он.

– У меня есть медицинская вата, – перепугалась Люба.

Валера погладил подругу по конопатой руке:

– Я вытерплю…

Тут грянула песня.

Все достало!

Старые козлы не дают нам жить.

Кремлевские козлы схватили за глотку.

Прямо за «яблочко».

Но уже завтра… подпевайте…

Будет все круто!

Козлов за-амочим!

Зал «Какаду» зашелся в экстазе. Грудастая особа в майке с надписью «Отъебись!» запищала так, что Валера зажал уши ладонями.

– Дай все-таки вату… – попросил Любу.

– Сейчас, милый.

4.

Ночь с Любушкой ошеломила. Реально друг по другу истосковались.

Кот Мурзик удалился на кухню. Деликатно безмолвствовал.

Потом Валера курил у окна.

– Не вижу я себя в этом «Какаду», Люба.

– Понимаю. Там какие-то гопники.

– Может, меня куда-нибудь пристроишь к себе, в ветеринарную службу?

– Делать котам кастрацию?

– Что в этом я понимаю? – Валера автоматически прикрыл ладонью свое достоинство.

– Ты вовсе не обязательно должен лезть на рожон супротив президента. Работай на антитезе. Хвали! Или вообще обойди эту тему.

– Меня освистают. Закидают яйцами.

Люба вскочила с кровати. В лунном свете ее стареющее тело казалось совсем юным. Вырвала у него сигарету. Швырнула в форточку.

– Ты хотя бы попробуй!

В зал заглянул Мурзик. Сел в раскоряку. Стал вылизываться.

– Таблетки подошли, – усмехнулся Махов. – Не был бы он только на сцене вяловат.

На следующем шоу в «Какаду» все было то же самое. Парень, косящий под прибалта, размахивая руками в рубашке с длинными манжетами, проклинал Абрамкина. Девушка в майке с озорной надписью «Отъебись!» пела о том, как она хочет помочиться на Мавзолее.

Потом вышел Валерик с Мурзиком.

Кота посадил на высокий табурет. Сам стал позади.

И тут котяра стал, широко развевая рот, читать Константина Симонова:

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди.

Публика засвистала и затопала ногами. Всем хотелось испытывать лютую ненависть к вертикали, а тут какой-то балабол котяра.

– Вон со сцены! – вскочила грудастая девица с матерной лапидарной надписью на майке. Зачем вздернула футболку, показав народу изумительной формы бюст.

Почему-то именно грудь с кофейными сосками всех угомонила.

– Пусть еще чего-нибудь почитает! – крикнул очкастый барабанщик панк-группы «Мошонка русского носорога». – Надо передохнуть от Кремлевских гоблинов.

– Верно! – встала во весь свой крохотный рост ветеринар Любушка, от переживаний лицо ее пошло багровыми пятнами. – На антитезе.

– Ага! Пусть! – согласился народ.

И Валера, через кота, читал стихи Булата Окуджавы «Возьмемся за руки, друзья», Роберта Рождественского «Надежда», даже кой-чего из поэмы «Василий Теркин» Александра Твардовского, о переправе.

Люд затих. Раздалось хлюпанье дамских носов. Мужики сурово заиграли желваками, блеснув алмазом скупых слез.

Девица в майке выбежала на сцену, крепко поцеловала Валеру в губы, погладила кота, с интимной хрипотцой произнесла в микрофон:

– Господа, вот оно настоящее искусство! Свет клином не сошелся на ублюдочной вертикали.