Настя Иванько и полуостров Крым (рассказы)

А ему, Вале Бабушкину, уже 56 лет… Впереди маячит немощная слабоумная старость. У него уже сейчас диабет, гипертония, бурное потоотделение. Плюс к тому – простатит. Женщин у него лет 30 не было. Да и как они могут появиться? Он почти не выходит из своей огромной адмиральской квартиры на Шереметьевской. Спасибо папе! Наследство добротное: номенклатурные апартаменты, финская мебель, белая «Чайка» и, главное, пять кляссеров с изображением горячо любимого Сталина.

Валя давно нигде не служил. Зачем? Продав одну марку можно год-другой жить безбедно. И ведь он в деньгах ничего не терял. Энтропийный мир филателии он знал как свои пять пальцев. Марки – те же ценные бумаги, то идут вверх, то рушатся в Преисподнюю. Надо просто подгадать момент, поймать волну. И тогда вместо одной проданной появлялось три, не менее ценных, через энное время, плюс солидный навар.

Так недавно он прикупил редчайший экземпляр. Сталин держит на руках свою крохотную дочурку, Светланку. Казалось бы, что тут такого? Тираж миллионный. А марочка с закавыкой! Вместо года издания 1937-го набрано 1997-ой. Весь тираж пущен под нож. Лишь парочку марок лихому печатнику удалось унести в семейных трусах. Цена на такого Сталина астрономическая. Не будь филателист Григорий Мамонтов (86 лет!) выжившим из ума, вряд ли этот артефакт оказался бы в кляссере Бабушкина.

Жемчужину мировой коллекции Валя брал исключительно новым пинцетом. Упаси Создатель повредить хотя бы зубчик.

Как же здесь хорош Иосиф Виссарионович! Как еще молод… Вот бы с ним пообщаться. Рассказать о наболевшем, всплакнуть на груди.

– Товарищ Сталин, – горячечно зашептал, – жить невмоготу. Нагрянули орды алчных разнузданных скифов. Все построенное вами разом разрушили. Особенно достает этот ночной клуб под окном. «Заводной апельсин» называется. Приезжают к нему разные буратинки на бентлях, инфинити, с дорогими блядями. Орут до пяти утра. А у меня проблема со сном, с мочеиспусканием.

Иосиф Виссарионович молчал. Да и как он может ответить? Он же марка.

Держит махонькую Светланку в своих богатырских руках. Усы смеются.

Такое отчаяние накатило на душу…

Валя, как подкошенный, упал на колени. В руках крепко держит пинцет с заветной маркой.

– Товарищ Сталин, тот Библейский Бог молчит уже две тысячи лет, и вы туда же?!

И тут Иосиф Виссарионович отвечает…

Или это только почудилось, так были взвинчены нервы.

– Товарищ Бабушкин, – с отчетливым грузинским акцентом, – плакать и причитать – бабья обязанность. А что лично ты сделал, чтобы жизнь стало лучше и веселее?

– Что я могу? Против меня целый мир…

– Эй, не надо! Дохлик ты. Не Богу свечка ни чёрту кочерга… Тьфу!

– Подскажите! Себя не пожалею.

– Генацвале, это ты сам себе подскажи.

2.

В 5.30 утра, когда вся шайка-братия на бентлях и маздах от «Заводного апельсина» отчалила, Валя вышел на тропу войны. В недрогнувшей руке держал жестяную банку. А в банке – фекалии. Его, родные. Собрал из унитаза сам, больше некому.

У клуба никого не оказалось. Знак небес! Однако камеры наблюдения включены. Поэтому Валентин заблаговременно натянул новогоднюю маску клоуна с алым раззявленным ртом, подошел к хрустальным дверям, с величайшим наслаждением вышвырнул смрадное содержимое прямо у парадного входа.

Ретировался домой. За ним никто не погнался.

Всё тип-топ.

В семь утра толстомордые вертухаи матом сгоняли таджиков-дворников.

Говно убрали. Пролежало немного. Но все-таки… Первый шаг сделан. Дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Китайская мудрость.

Взял прибор для измерения артериального давления. 140 на 90! Отродясь такого не бывало. Всегда, как в розетке, 220 на 110.

Скосился на зеркало. Куда-то ушли лиловые круги под глазами. Плечи распрямились. А то ведь крючился, что паралитик.

Достал новехоньким пинцетом заветную марку.

– Товарищ Сталин, докладываю, я сделал свой выбор.

Иосиф Виссарионович усмехнулся:

– Всё это мелочевка, товарищ Бабушкин, большую игру можно выиграть только с большими ставками.

Что это значит?..

Стать террористом-бомбистом? Киллером? В его-то предстарческие 56?

Позвонил чеченский коллекционер Хасан Магометов.

– Слюшай, дорогой, хочу выменять у тебя марку, где товарищ Сталин пляшет лезгинку со счастливыми детьми в Грозном.

– Редчайший артефакт. Не для обмена.

– Так продай…

Валя хотел было послать Хасана куда подальше, да вдруг мозжечок ожгло: «Это сам Всевышний протягивает добрую руку».

– Приходи. Жду.

Бабушкин вспомнил, что сын Хасана был полевым командиром во времена Дудаева. Уничтожен спецслужбами ФСБ точечным взрывом. Кровную месть в Чечне еще никто не отменял. Хасан может еще очень как пригодиться.

Хасан явился с пузырем грозненского коньяка «Волк предгорий» и огромным бумажным пакетом пьяной вишни.

– Не пью я! – с порога заявил Бабушкин. – Диабет, гипертония, артрит.

– Вай! А кто пьет? Всего бутылка.

Странные дела творятся на свете. Вале внезапно захотелось дернуть. Под градусом и нужный разговор будет завести легче.

Выпили. Закусили вишней.

– Хасан, зачем тебе эта марка? – подмигнул Валентин. – Коба же столько твоего народа перещелкал.