Настя как ненастье

Он уже оценил тяжесть рюкзаков обеих: девушки притащили на себе кучу красок. Надо было догадаться и хотя бы встретить бедных у метро. И вот сейчас от отказа принять угощение Иннокентий напрягся ещё больше и даже отступил к дверному косяку за поддержкой.

— Придется съесть, — хотелось сказать мягко, а вышло зло. И он поспешил объясниться: — Я до вечера понедельника здесь не появлюсь. Все испортится. Не хочешь сама, возьми домой собаке.

— Собака это не ест, — все так же нейтрально выдала Настя.

— Твоя собака должна есть все, раз она с улицы.

— Она и ест все, — ответила Настя.

Иннокентий уловил улыбку в уголке ее рта, и у него сразу пересохло в горле, но он сдержался, не облизал губы.

— И вы все ешьте, — ляпнул и язык прикусил. Глупо вышло. И обидно. А обидеть он никого из них не желал. — Я специально для вас купил, — добавил он и перевел взгляд с одной девушки на другую. — Ну что? — У него от нервов жутко чесались ладони. — Может, все-таки показать вам рабочую площадку? Вы ж не в гости пришли, — добавил он и сразу пожалел: улыбка исчезла с Настиного лица, а на ее напарницу он даже не смотрел. — Диван я отодвину. Это так, чтобы ты оценила общий вид. Есть какие-то идеи?

— Сейчас модно псевдотрехмерные женские лица…

— Автопортрет нарисуешь? — перебил Иннокентий и снова прикусил язык, но взгляда от Настиного лица отвести не смог. Отвела она, но успела вспыхнуть.

— Я же сказала, что вам не нужна никакая роспись, — буркнула Настя, глядя уже в пол.

— Мне все нужно, — он в свою очередь потупился и обнаружил, что обе девчонки босиком. — У меня тапок нет. Так что не разувайтесь. И рисуйте, что хотите. Чтобы я вернулся в понедельник, зажег свет и сказал: вау… А что вы для этого сделаете, мне, честное слово, без разницы. Если, конечно, это не будет нечто из разряда восемнадцать плюс. У меня маленький племянник.

Настя снова смотрела на него. И ей как-то удалось вернуть во взгляд безразличие. Нет, все-таки эту Настину ипостась Иннокентий не любил. Вид сзади и вид спереди в этой девчонки очень разнился. Теперь ему больше нравилось ее лицо. Он уже сумел убедить себя в том, что все остальное можно найти в любой бабе. За это отвечала одна его ипостась, а вот в глаза Насте смотрела совершенно другая и не соглашалась с первой. Если с телом он еще мог как-то договориться, то голова отказывалась подчиняться, хотя он бы с удовольствием выбил из нее, пусть даже при помощи мухобойки, вредные мысли относительно этой девчонки. Он едет отдыхать с Моникой, и точка!

— Я нарисую абстракцию.

— Договорились. Вот ключи. Пойдем, закроешь при мне замок.

У Насти все получилось с первого раза. Тогда он снял с вешалки приготовленный костюм на понедельник и, пожелав художницам удачи, побежал вниз. Но Монике позвонил не сразу. Наверное, с минуту просидел с закрытыми глазами. Нет, все закончилось: Настя оставит ключи на столе и вместе с ключами его душу — в покое.

— Мона, через полчаса я у тебя. Выходи. Я подниматься не буду.

Он отключил телефон и вдарил на полную громкость музыку, чувствуя себя полным идиотом. Настя и Ксюша — одного поля ягоды, только первой природа больше отстегнула от своих щедрот, но обе малолетки и делать с ними нечего.

— Ты сегодня прямо светишься, — сказала Моника, поцеловав его в щеку.

Иннокентий вздрогнул, точно его застукали на месте преступления.

— Я просто доволен, что в этот раз ничего не сорвалось.

Что уж, он почти не врал. Он был доволен, что все пошло, как и было им запланировано. Они погуляют в Выборге по набережной, постоят со стаканчиком горячего кофе напротив драккара — там тихо и спокойно даже летом, а воскресным утром поедут в Монрепо. Пока все действительно шло, как надо, как ему хотелось. Даже кофе не пересластили. Он наслаждался каждым глотком и каждой минутой с Моникой. Он впервые за долгие месяцы смотрел на нее со стороны — в ней что-то изменилось. Она будто помолодела даже. И верно, чуть укоротила волосы у лица, голова стала пышнее, и сейчас Моника романтично откидывала с лица брошенные ветром волосы. Иннокентий поймал ее пальцы и прижал к губам.

— Ты это чего? — она вырвала их и спрятала руки в карман летней куртки.

Иннокентий даже опешил.

— Просто так.

— Да? — Моника смотрела на него с какой-то опаской. — Или сказать что-то хочешь, но боишься? Говори. Я не маленькая, меня задабривать конфетами не надо.

Иннокентий сунул руки в карманы джинсов и облокотился спиной о перила.

— Да ничего я не хочу, — повернул голову на девяносто градусов. — Просто…

Ресницы так дрожали, что казалось в реплике викингского корабля поднимаются весла. Ему вдруг захотелось уплыть куда-нибудь, далеко, подальше от всех и вся, а потом вернуться, и чтобы все уже было хорошо: Моника не дергается от каждого его проявления нежности, у Лиды не растет живот, о Никите все забыли и Насти в ее рваных джинсах нет в его квартире и в помине. Он, наверное, в следующие выходные пригласит маляра, чтобы замазать художества юных дарований. Никаких воспоминаний, никаких…

— Врешь!