— Можешь?
— Не могу, — ответил он быстро.
Она опустила глаза и спрятала руки под стол.
— А зачем тогда спрашиваешь? — в голосе задрожала обида.
— Потому что хочу тебе помочь. Но не липовой справкой. Мы не какая-нибудь шарашка. Зачем тебе справка? В банк? У тебя кредит? Сколько?
Она не поднимала глаз, продолжая смотреть на нетронутый кусок торта.
— У меня нет никакого кредита. Мне его не дают, а он мне нужен.
— Я спросил, сколько?
— Я не скажу. Не можешь сделать справку, значит, не можешь.
— Настя, ну что ты как маленькая, прямо? На что тебе кредит? Ну не машину же с квартирой ты собралась покупать? Скажи мне, сколько тебе надо. Сто тысяч я дам тебе прямо сейчас и даже не спрошу зачем они тебе понадобились.
— Мне нужно больше, чем сто тысяч.
Она снова жутко моргала.
— Настя, а с чего ты решила отдавать такую сумму? Ну дам я тебе справку, а дальше-то что?
Она пожала плечами и снова уткнулась носом в чашку остывающего кофе.
— Настя, на что тебе кредит нужен?
— Чтобы выплатить другой, который давно просрочен.
Она подняла голову, но лишь на секунду, но и секунды оказалось достаточно, чтобы он увидел в ее глазах слезы. У стола четыре стула, и он мигом пересел на другой, и, когда обнял Настю за плечи, та сразу же ткнулась ему в плечо.
— Ну все, хватит… Ты забыла, что глаза накрасила?
Он схватил со стола салфетку и принялся промокать ей глаза. Настя не вырвалась, даже не дернулась, только громко всхлипнула.
— А теперь все по-порядку. Просрочен? Кем? Ну когда ты могла его взять? На бурное отмечание восемнадцатилетия, что ли?
Она кивнула.
— Не ври мне!
— Я не вру, — она чуть отстранилась от его груди. — Только восемнадцать лет я отмечала в больнице. У мамы. У нее был рак, а она скрывала его от нас до самой операции, а после больницы я совершенно случайно услышала ее ночной разговор с подругой о том, что ей слишком долго ждать химию и все может закончиться очень плохо. Илья, мой брат, сказал, что возьмет кредит и пусть завтра же ей ее сделают. Но маме мы про кредит не сказали. Илья сказал, что это его сбережения, его и его жены. А сейчас выяснилось, что он не только этот кредит не выплатил, так еще и на ремонт дома брал. Понятно, что еще одного кредита ему на дают, его жене тоже. Маме мы не можем об этом сказать, да у нас от ее зарплаты не так много и остается. И ей нервничать нельзя, а то все вернется. И я совершенно не знаю, что мне делать.
Она смотрела на его пустой стул и ему пришлось развернуть ее к себе за плечи. Под глазами у Насти появились новые черные круги.
— А делать надо вот что: назвать сумму. Полностью. А потом мы с твоим братом уже сами разберемся. Без тебя. Ну, долго еще молчать будешь?
— А я не хочу от тебя денег, — буркнула Настя зло и попыталась освободиться от его рук: не вышло.
— А тебе я денег и не даю. Я даю их твоему брату как беспроцентную ссуду. Потом вернет. Сколько ему надо? И когда?
— Должно хватить трехсот. Это много, да?
— Ты знаешь, что это много. Но я найду их. Когда надо? — Она снова опустила глаза. — Давайте завтра приезжайте вместе. В руки денег не дам. Пойдем в банк и закроем кредит.
— А что я Илье скажу?
— А что ты скажешь своей маме, если она узнает, что у нее сын по уши в долгах? А? Никакой банк вам не поможет. Но все, что можно решить деньгами, не проблема. Так что не нервничай.
Она снова шмыгнула.
— Пей кофе и ешь торт. У меня встреча через…
Он не успел взглянуть на часы, телефон зазвонил. Коротков вдруг вспомнил его личный номер.
— Да, — ответил Иннокентий и, когда Никита попросил его встретиться вне офиса, сказал: — Если только тебе не стыдно будет говорить о своих делах при моей девушке, приходи в кафе напротив офиса. Да, да, в то самое. Да, мы уже тут. Так что можешь прямо сейчас. Да, жду.
Настя бросила ложку.
— Я пойду…
— Сиди! — осадил Иннокентий ее довольно грубо. — Баш на баш. Я тебе помогаю с братом, ты мне помогаешь с этим уродом. Надеюсь, что хотя бы при тебе он не будет нести чухню.
Иннокентий хотел сказать иначе, но в последний момент передумал и подыскал цензурный синоним. Затем передвинул к Настиному свой нетронутый кофе и торт, решив остаться с ней рядом. Никите он заказывать ничего не станет.
7 "Сложно быть девушкой"
Никита Коротков явился на встречу не в костюме. Джинсы, рубашка и все — без галстука. Такой прямо домашний, что у Иннокентия заскрипела на зубах даже мягкая обсыпка медовика. Он заставил себя подняться для приветствия, но протянутую руку проигнорировал. Никита сделал вид, что не заметил пренебрежения и отодвинул этой рукой стул. Кивнул Насте. Та — ему. Иннокентий бросил коротко:
— Настя. Никита. Она знает, кто ты, — добавил он тут же, не желая услышать из уст Короткова «Муж Лиды» или «Муж его сестры». — Садись!
Никита сел и потер бородку. Зачем отрастил? Для солидности? Не придала она солидности, только больше подчеркнула козлиную натуру. У Иннокентия аж руки чесались съездить ему по морде, и он спрятал одну на спинке Настиного стула.