Настоат

Я, конечно, не каторжник и не аскет – и уж тем более не «раб на галерах», что десятилетиями не спешит сойти со своего судна (во всех смыслах этого слова!). Да, в деньгах я нуждаюсь… Но и польза от меня есть – как и от работы всей Следственной гвардии. Мы – не чета Курфюрсту и Деменцио Урсусу, которые, подобно трутням, высасывают последние соки из полуживого, смиренно-безмолвного Города.

Вы спросите: а в чем же отличие? Зачем вам капитал? И я отвечу: да для того, чтобы не подчиняться преступным поползновениям исполнительной власти; чтобы плевать на нее и на всю ландграфскую шушеру – на их тупые законы, штампуемые бешеным принтером, на мракобесие, обскурантизм и откровенное сумасбродство, на «патриотические» акции и двухминутки ненависти, которые теперь должны проводиться на каждом собрании. В жопу все это! Мы – Великое следствие – являем собой последний оплот разума в мрачном, гнилом, утопающем в дикости мире.

Хорошо, а как же мздоимство, поборы, взятки борзыми щенками? Не спорю, все это есть. А как же иначе? Взгляните: я – тот самый паук, что сидит в центре огромной, раскинувшейся над Городом паутины. И готов признать это хоть под присягой. Почему? Да потому что не считаю зазорным! Ибо в темном царстве ландграфского произвола лишь коррупция и свободный, независимый капитал способны спасти граждан от глупости и злонравия власть предержащих.

Сколько сотен и тысяч еретиков мы укрыли от всевидящего ока Курфюрста, от костлявых рук подчиненной ему Церкви? Сколько вольнодумцев спасли от смертоносных тисков и шестеренок государственной власти? Естественно, мы делаем это не бесплатно – в конце концов, мы не святые… Но разве желание кушать умаляет наш подвиг?

Нет, социолеты, черт их дери, – это стадо баранов: ненавидя Курфюрста и отдавая свои жизни ради свержения его тирании, они, сами того не подозревая, лишь укрепляют ее, ибо параллельно – и еще более яростно – эти фантазеры борются с нами, с Великим следствием – живым воплощением Капитала. Их укусы нас, по правде говоря, только смешат – до того они слабы и ничтожны. Мне стоит сказать лишь одно слово – и начнутся аресты, и вся эта забавная секта жалких, беспомощных идеалистов будет стерта с лица земли банальным росчерком моего державного, остро заточенного пера.