Настоящая англичанка

Безжалостно.Эмма внезапно поняла, что ей нравится это слово. Она откинула голову назад, в то время как он целовал её. Его губы прошлись по её щеке и подбородку, оставляя за собой огненный след. Её рассудок затуманился, и руки обвились вокруг его шеи, когда она неожиданно вспомнила свою следующую реплику.

— These are the forgeries of jealousy! [23]— сказала она, вырываясь и танцуя вдоль сцены в водовороте юбок. Она оглянулась через плечо и послала ему горящий страстью взгляд королевы фей, которая решительно настроена устроить нагоняй своему избраннику. Выбранить и взять силой своего избранника.

Гил рассмеялся:

— Ты, кажется, знаешь Шекспира не так хорошо, как можно ожидать от благовоспитанной юной леди. Эта неверная строка.

— Ах, но я не леди, — указала она, чувствуя, что они уже закрыли эту тему. В подтверждение чему она сбросила одну из своих шёлковых туфелек. Она перевернулась в воздухе, блеснув украшениями на лету, и исчезла на сцене слева.

— Полагаю, что смогу донести тебя до кареты, — произнёс Гил в притворном отчаянии.

Эмма послала в полёт вторую туфельку. Та приземлилась за одной из декораций, заставив полотно дрожать. Затем Эмма начала танцевать за прозрачным розовым шёлком.

— Они легко вращаются? — спросила она.

— Конечно, — ответил он. — Мальчики, играющие эльфов, любят их крутить.

— Понятно, почему, — сказала Эмма, охваченная благоговейным трепетом от того, как разумно это было устроено. Потому что от одного движения пальцев натянутый шёлк двинулся вокруг собственной оси, и розовые блики заплясали вокруг, ложась на тёмные волосы Керра, на его худые щеки и высокие скулы, на эту его греховно соблазнительную нижнюю губу.

Гил отбросил волосы с глаз, пока она рассматривала его.

— Ты очень красив, — сказала она, боясь услышать хрипоту в собственном голосе.

— Ты это говоришь как королева или как Эмили? — спросил он, улыбаясь.

—  A woman would walk a mile for a touch of that nether lip [24], — мечтательно произнесла Эмма.

— Ш-ш-ш, — сказал он, и в голосе его был смех, — Ты перепутала пьесу. Отелло, и в таком печальном контексте.

— Титания не прошла бы и ярда ради прикосновения мужских губ, — сказала она, сдвигая рамы с розовым шёлком так, что они стали преградой между ними.

— Может быть, и нет, — ответил ей Гил в изумлении, и она увидела, как слова замерли у него на устах. Потому что она подняла парчовую юбку и выставила ногу, медленно скатывая с неё шёлковый чулок. Это был прелестный чулок из самого мягкого, как паутинка, шёлка.

Керр издал горлом придушенное рычание. Эмма сняла чулок, вытянула пальчики и залюбовалась на мгновение своей ногой . Она всегда считала ноги самой привлекательной частью своего тела.

Эмма взглянула на Гила. Было ясно, что он считал точно так же. Она одарила его маленькой загадочной улыбкой.

— Эмили! — проговорил он. — Прекрати это делать. Это бессмысленно.

В ответ она забралась под нижние юбки и освободила второй чулок от подвязки. Чуть позже этот чулок соскользнул со стройной ноги, и она швырнула его через плечо.

— Я настаиваю на том, чтобы ты не раздевалась на сцене, — сказал он, но Эмма не обращала на него внимания. Мужчине полезно знать заранее, что бывают такие времена, когда ему могут — может быть — повиноваться, а бывают и иные, когда он должен знать своё место.

— Я не раздеваюсь, — возразила она, бросая ему живой озорной взгляд. — Я перегрелась.

— Перегрелась!

Минутным делом оказалось расшнуровать её тугой корсаж и сбросить его с плеч, сдвигая его широкие рукава вниз по рукам. Керр издал ещё один звук, словно дикий зверь во мраке, когда её корсаж упал на пол. Разумеется, ей не следовало бы так говорить, но её груди выглядят просто изумительно. Маленький корсет был того рода, что стремятся к созданию невесомости, а не к ограничениям, и она пренебрегла панталонами… Это было восхитительное и странное ощущение.

Она снова встряхнула волосами, они разметались по плечам как прикосновение пламени. Медленный огонь разгорался у неё в животе.

— Лорд Керр, — позвала Эмма, — я не могу снять юбки без некоторой помощи. Это платье состоит из двух частей, как Вы видите.

Она посмотрела на него. Гил прислонился к экрану из розового шёлка, тихо смеясь. Она прищурилась. Он не должен был смеяться над ней. Предполагалось, что он будет охвачен вожделением, доведён до пределов самоконтроля и превратится в сатира. Или в кого-то наподобие того.

— Я говорил тебе, что начинаю чувствовать всё большую и большую симпатию к этому почтенному бюргеру, твоему будущему супругу? — спросил Керр.