Настоящая фантастика - 2009

В первый раз пришлось мне увидеть «трибунальщиков». Три бесцветные дамы и суровый главный — Артур. Где-то я видел его, но вспомнить не могу. Ритку оттеснили к окну, сесть не разрешили, все вещи отобрали. Ольга знала, как доказательства собирают, а вот я даже предположить не мог, что это выглядит так отвратительно.

День солнечный, в окно веет свежестью, птички поют, из автомобиля во дворе играет музыка… А Риткино немудреное рабочее место рушат на глазах. Дамы действуют быстро и слаженно. Одна из компьютера информацию переписывает, вторая перетряхивает ящики стола, третья карманы у розовой ветровки вывернула и за сумочку принялась. А главный руководит. Молча.

И я стою. Дурак дураком.

— Как вы это объясните?

Фотография с празднования Ольгиного дня рождения. Торт, конфеты и чай. Фуршетом. Взял кусок на тарелку, в чашку кипяток залил — отходи и пристраивайся, где место есть. Мне все говорили, что я слишком заигрываюсь в демократию. А я просто начальником себя не чувствую. Мне бы на линию, в первое звено… К Рите.

В тот день мне места не нашлось, я возле Ритки на коробке из-под копировального аппарата примостился. И не знал ведь, что в кадр мы оба попали. А она, глупышка, оказывается, файл среди гомограмм за прошедший месяц хранила.

Рита молчит.

— Да что тут объяснять, — говорю спокойно, — просто отмечали юбилей. Не в рабочее время, поверьте.

Дама-дознаватель на меня быстрый равнодушный взгляд бросила.

— Директор может выступать свидетелем?

— Может, — это вторая, та, что в сумочке рылась, ответила, — между ними пока ничего нет.

Как она успела проглядеть и записную книжку, и сообщения в телефоне — нет там ничего, конечно. Нам и шифроваться не надо было, я спокойно разводные дела улаживал, знал: Рита меня дождется. Не было у нее никакой личной жизни, только мечты да ожидания.

Вон, содержимое сумочки сиротливо на стол высыпано. Носовой платок, проездной на метро, пропуск в общагу, ключи да томик «Лирики влюбленных душ» нашего коллеги. Строки исчерканы пометками и знаками вопроса. Она все собиралась ему написать и спросить: что можно использовать в работе, а что — просто красивости, вымысел. Ручка шариковая, запасная ручка, калькулятор, расческа, кошелек с парой купюр и несчастными монетами. Ну и значок, конечно же. Блестит, не тускнеет. Ни помады, ни туши, ни, извините, специальных таблеток. Сумка как у школьницы средних классов.

А вот то, что в столе у нее творилось, оказалось похуже.

На клиента дело заведено, все по правилам: папка, номер… Открывает его дама-дознаватель, а в нем ни одного листочка.

Или еще хлеще. Несколько огрызков бумаги с разными именами и эскизом паутины «от руки»…

Ритка, кто же тебе разрешал лабиринты зарисовывать по памяти, да еще просто так в ящик засовывать? Это же данные клиента, мало ли кому в руки попадут! Их и в аппаратуре только под паролями держать можно, и в сейфе только в бронированных ящиках под личной печатью сотрудника эссенциалии…

Двадцать восемь клиентов без закрытых дел, семь спорных случаев, четыре тяжелых, один безнадежный.

Рита даже не пыталась оправдываться, все и так было ясно.

* * *

В поезде нам поговорить не дали. Риту везли дамы, мы с Артуром попали в купе к бабушке с очень общительной внучкой лет шести. Девчонка так и вертелась возле нас — уж очень её заинтересовал черный плащ моего спутника. Пришлось притвориться, что плохо понимаем по-русски. Да и не собирался Артур мне ничего объяснять. Для него я — потенциальный нарушитель.

А я и чувствовал себя преступником. Потому что вовремя не помог, не проверил, не организовал нормальные условия труда. Ведь знал же, что значит работа первого звена! Тут невозможно не сорваться, не ошибиться, не нарушить хоть одну из сотни инструкций. Только что таким был. А теперь, видишь ли, на повышение ушёл, кретин! Не можешь руководить — сиди на линии. Только поздно сожалеть, остаётся сжимать кулаки и зубы, злясь на себя.

Что с Ритой за ночь произошло, я не знаю. Но утром на перрон выпорхнула одна серая тень моего Фламинго.

Три надзирательницы, чьи тощие, как у стервятниц, шеи, торчали из черных воротников, вышли следом. У каждой в руке чемоданчик с «уликами».

Рита меня увидела и слабо улыбнулась.

Хотел было к ней подойти, поддержать — Артур остановил.

Нельзя, так нельзя. Я ей тихонько воздушный поцелуй послал. Еще раз улыбнулась. Вижу, силится мне рукой махнуть или ответный поцелуй послать, не может.

Скосила глаза вниз и показала мне куда-то на ладони.

Я пригляделся — темно-зеленые перчатки. Ажурные, будто сплетены из…

Как же меня передернуло тогда! Настоящие крапивные перчатки, не слух, не легенда. След далекого прошлого.

Господи! Да кем они нас считают? Колдунами?! Крапива, которая снимает магическое действие. На нежных ручках Риты — грубые колючие волокна. Как мне хотелось закричать, заорать на весь вокзал: «Что же вы делаете, прекратите! Она же этими руками людей спасала!»