Настоящая фантастика – 2010

— Ну, так расскажи мне. Только спокойно и без истерики, чтобы я смогла хоть что-то разобрать в твоих словах. И тогда мы что-нибудь придумаем. Может, все и не так страшно. Договорились?

Гай кивнул. И спокойно рассказал матери о старом задачнике, о том, что сегодня вечером погаснет девятая луна, а завтра взорвется Отарус и они все умрут.

Мать внимательно его выслушала и снова начала успокаивать:

— Всего-то? А я думала и правда что-то серьезное. Ты так больше не пугай маму. Подумаешь, звездочка бу-бу! Есть куда более страшные вещи в нашей жизни, уж можешь мне поверить! Вот видишь, дурашка, ничего особенного не произойдет, и не стоит бояться!

— Мама, мы все умрем, ты понимаешь?

— И что дальше?

— Все. Никакого «дальше» уже не будет!

— Вот и не стоит об этом переживать. Кстати, возможно, ты и ошибаешься — тебе такое не приходило в голову? — или в твой старый задачник закралась ошибка, наука-то ушла вперед. Папа мне ничего такого не говорил, а он у нас физик, ты же знаешь. Уж если бы что-то намечалось, мы бы обязательно знали.

— Может быть, я и ошибаюсь, но если бы все физики были такими же умными, как наш папа, то мы бы уже давно сами взорвались!

— Гай, что это ты говоришь? Как тебе не стыдно? Он же твой отец и очень хороший специалист. Уж я-то знаю.

— Хорошие специалисты не боятся увольнения, и еще, если бы он был хорошим специалистом, у тебя было бы много туфель и платьев.

— Гай, ты говоришь нехорошие вещи и неправильные. Запомни, твой отец очень хороший специалист, уж можешь мне поверить, и зарабатывает он много, только все тратит на того же осьминога. Просто у отца свои проблемы, и конец света — это еще не повод ругать папу. Ты понял?

— Понял. А если они знают, но специально не говорят? Чтобы не было паники, чтобы люди не посходили с ума? Блаженство в неведении. А?

— Но это невозможно.

— Почему? Люди в Районах глупы, они думают только о развлечениях и как бы поскорей закончить работу. Сами они все равно об этом никогда бы не узнали. А осьминоги делают только то, за что им платят, на другое у них просто нет времени, как у тебя и папы. Они даже из дома месяцами не выходят. К тому же в осьминоге видишь только то, что показывают. Поэтому держать нашу гибель в секрете — не так уж трудно. Большинство людей даже на небо не посмотрят. Как видишь, вполне возможно.

Мать молчала, и Гай продолжил развивать свою мысль:

— Вот ты когда последний раз видела небо? А другие…

— Прекрати, — не выдержала мать.

Гай замолчал, споткнувшись на полуслове, с твердым намерением больше не касаться этой темы. Гори оно все ярким пламенем, а из него больше слова не вытащишь. Намерение это наверняка бы осуществилось, если бы мать сама не вернулась к болезненной теме:

— Допустим, ты прав и Отарус бабахнет, что мы-то можем поделать?

— Ну… тогда тебе уже не обязательно сидеть весь день в осьминоге, ты могла бы побыть со мной, погулять, посидеть на кровати, посмотреть со мной в окно и в телескоп, рассказать мне что-нибудь интересное, как раньше, помнишь?

— А тебя не смущает, что если ты не прав, то у мамы будут неприятности?

— Смущает, но я же не прошу. Я просто ответил на твой вопрос. Хотя…

— Что «хотя…»?

— Нет, ничего, это я просто так.

— Не обманывай маму. Говори.

— Ну ладно. Это насчет неприятностей. Они же у тебя все равно каждый день, хотя ты и постоянно в этом осьминоге. И у папы тоже.

Мать изменилась в лице, словно Гай ударил ее по голове чем-то тяжелым.

— Я сделал тебе больно, мама? Сказал что-то плохое? Я не хотел. Я буду молчать.

— Ты еще маленький, Гай, и не можешь всего понять, а я не могу объяснить. Поэтому тебе многое кажется непонятным и нелогичным. Это нормально. Но когда ты так говоришь и задаешь свои вопросы, то уже мне все это кажется непонятным и нелогичным, и я сама себе кажусь…

— Особенной?

— Нет, глупой. А насчет неприятностей ты прав, но оттого, что я прогуляю один день, их не уменьшится.

Весь вечер и полночи Гай просидел у окна, глядя в телескоп. Оставшиеся полночи его мучили кошмары.

На следующее утро Гай сообщил матери две вещи — что девятая луна погасла и что он не пойдет в школу. Мать кивнула и ушла на работу как ни в чем не бывало. Гай чувствовал себя плохо: болела голова и страх надвигающейся катастрофы сковывал мысли. Половину дня он просидел на полу, обнимая ноги матери и положив голову ей на колени. Так было немного спокойнее. Мать иногда освобождала правую руку от щупалец и гладила его по голове. В такие минуты он совсем успокаивался: мама с ним, мама рядом, и она не боится, значит, и ему бояться нечего. Но стоило маме убрать руку, и страх возвращался. Тогда Гай еще крепче обнимал мамины ноги и закрывал глаза.