— Все дело в том, что вы с Ярославом являетесь результатом эксперимента в области генной инженерии, который начался еще в начале восьмидесятых. Мы работали над созданием человека «новой формации», так сказать. Через несколько лет мне удалось создать неповторимый генетический букет из предоставленного материала. Ребенок должен был унаследовать лучшие качества своих, так сказать, «отцов», передовых людей своего времени.
Он с гордостью посмотрел на Ярослава.
— Блин, я никогда не сомневалась, что тут дело нечисто. Потому что нельзя просто быть таким умным, как Ясь. А я? Почему мне ничего не досталось?
Доктор развел руками.
— Тут, как выяснилось, ты не совсем права. Проконтролировать это было невозможно. А твое появление и вовсе не было запланировано. Побочный эффект. Ошибка программы, так сказать. Так мы думали до определенного времени. А некоторые члены группы и вовсе предлагали тебя удалить. Еще до рождения.
— Ни фига себе, — выдохнула я. — Хотела бы я на этих членов посмотреть.
Блонский поперхнулся, но продолжил:
— Я не позволил. Это редчайший случай. Причем он удваивал наши шансы на успех. Некоторые, наоборот, считали, что ты ставишь под угрозу весь проект. И когда выяснилось, что ты, в отличие от брата, совершенно обычный ребенок, финансирование урезали. Да и вообще, с каждым годом становилось все сложнее. Развал Союза, всех структур… Я еле-еле сохранил это здание, потерял почти всех сотрудников. Кто в кооператоры подался, кто за границу. Но я смог дать Ярославу отличное образование.
— Ясь, ты все знал?
Он кивнул:
— Лет с двенадцати.
— Погоди, а мама? То есть она…
— В каком-то смысле она все равно ваша мать. Биологическая. Она предоставила базовую яйцеклетку и выносила вас.
— Очень смешно. — Я одним глотком допила остывающий кофе.
Мне почему-то хотелось плакать и хохотать одновременно. Разодрать бы все плакаты на куски, раскидать их книжки по кабинету, долбануть стулом по шкафу, чтобы стекла разлетелись.
— В каком смысле? — не понял Сергей Витальевич.
— Совсем меня за тупую держите. Будет вам гнать-то. Может, я и не вундеркинд, как Ясь, но биологию в школе тоже учила. Однояйцевых разнополых близнецов не бывает.
— Ошибаешься. Очень редко, но семи-идентичность, причем разнополая, случается. Вы — первый известный мне случай. Несколько лет назад подобное произошло в Великобритании. И считается первым случаем в мировой практике. Наш опыт, сама понимаешь, опубликован не был.
— Бред какой-то.
— Все очень просто. Материнская яйцеклетка была одновременно оплодотворена двумя сперматозоидами, несущими разные половые хромосомы, а потом разделилась пополам. В результате были зачаты мальчик и девочка. Правда, девочка родилась с генитальными аномалиями.
— Что?
— У нее развилась ткань яичников и… тестикул.
Когда до меня дошел смысл этих слов, кровь прилила к щекам.
— Вы… вы с ума сошли? Сами вы гермафродиты. Я — абсолютно нормальная женщина.
Ярослав мерзко хихикнул. Я дернулась к двери и остановилась. Глупо было даже надеяться бежать отсюда в одном халате.
— Вам что, доказательства нужны? А, может, лично проверить хотите? — орала я. — Маньяки!
— Женечка, успокойся, — смущенно сказал Блонский. — Сядь. Конечно, это слишком тяжело принять.
Обняв меня за плечи, он чуть не силком усадил меня обратно на стул. Доктор раскрутил фляжку и собирался хлебнуть. Я выхватила ее у него из рук и одним залпом опустошила.
Ясь удивленно присвистнул.
Коньяк обжигал и пах просто омерзительно. С непривычки я закашлялась. Блонский заботливо похлопал меня по спине, отобрал фляжку.
— Не увлекайся. Я понимаю, ты расстроена. Но поверь, с тобой все в порядке. В целом, ты сформировалась по женскому типу и в раннем детстве перенесла операцию по удалению деформированных зачатков яичек. И тем не менее в твоем теле содержатся и X и Y хромосомы. Я не уверен, насколько успешно ты смогла бы зачать и выносить ребенка. Но даже это не самое главное.
— Что еще? — всхлипнула я. Алкоголь действовал на меня угнетающе. — Вы — инопланетянин?
— Нет, конечно. Девять месяцев назад Ярослав написал мне, что заметил определенные изменения в себе. Я пригласил его пройти психологические тесты. Мы выяснили, что его мозг перестал впитывать информацию, как губка. Реакции вошли в норму. Изменилось восприятие мира. Гениальные идеи и нестандартные решения просто перестали приходить ему в голову. Он превратился в обычного взрослого человека. Образованного, но заурядного.
Лицо Ярослава потемнело. Он нахмурился, исподлобья посматривая в мою сторону. Бедняжка. Даже упоминание об этом портило ему настроение. Я обняла его за шею, погладила по волосам. Жалко его было до слез. Столько лет его возносили, боготворили и почитали, а теперь все. Пшик. Стал такой же бездарью, как и я. Никчемным, жалким пустым местом. Великая вселенская скорбь навалилась на меня вязкой липкой тушей, подмяла, выжимая горькие пьяные слезы. Всех было жалко. И хороших людей, и плохих. И почему-то даже противного доктора.
— Отстань, — прошипел брат, вырываясь из моих объятий. — Ты себе представить не можешь, каково это — оказаться таким, как все.