Мы не стареем и не умираем, но время всё равно каким-то образом берёт своё. Тела изнашиваются, от ранений остаются шрамы и увечья, неизвестно откуда появляются новые загадочные болячки… Думаю, пройдёт лет триста-четыреста, и мы все превратимся в мумии, ходячие трупы, о которых рассказывал Крив. Ума останется у каждого – только чтобы руду ковырять. Крессин наложил заклятие, от которого наши «искры жизни» не могут отделиться от тел, но не могут и догореть. Наверное, все так или иначе это понимают. Я так думаю, что единственная цель, которую теперь можно ставить перед собой, – это забыться. Забыться любым способом: пить вино, курить г’хаш, предаваться разврату, дикой охоте, разным удовольствиям и глупым извращениям – скакать по крышам, прыгать с водопадов Рано-Ароа, заключать дурацкие пари, щеголять нарядами, обжираться вкусностями и прочим образом сходить с ума. Впрочем, это знать, а у бедноты труба пониже, дым пожиже. Но цель у них едина. Накапливать знания никто не хочет, да и как их накопить? Кто этим будет заниматься? После наложения Заклятия наместник первым же указом повелел уничтожить библиотеку, чтоб никто ни сейчас, ни потом не смог повернуть дело вспять. Из творчества разрешены поэзия и музыка, да ещё живопись, а из наук – единственно что математика, и то лишь затем, чтобы дома на голову не падали. Ну и чтоб деньги знали счёт… хотя, я слышала, банки десять лет уже не принимают вклады под проценты. Неудивительно, если подсчитать, сколько набежит за две-три вечности.
За два десятка лет, которые прошли с момента Заклятия, на меня сумели выйти двенадцать человек. Сказать иначе, дюжина. И все они искали смерти. Если честно, я не очень представляю, откуда они узнали про моё умение. С другой стороны, Оскол невелик, слухи расходятся быстро. Кумушки на кухнях, пьяницы в кабаках, любовники в будуарах и торговки на рынке, все они рассказывают шёпотом друг дружке, будто слышали о девочке, которая не только не растёт и вечно остаётся ребёнком, но может убить человека, даровать ему смерть (если, конечно, захочет). Зачем они это рассказывают, понятно, дело не в убийстве. Просто, если некто несёт в себе дар смерти, значит, есть надежда, что кто-то может даровать и
А убила-то я больше, чем двенадцать. Приходило тоже больше. Только я кому-то отказала, у других, наоборот, не стала спрашивать. А вообще, я поняла, что могу убивать на второй год, когда Перри Остроглаз, который был, скажем так, довольно знаменитым вором, решил, что раз мы вместе промышляем, то и постель у нас должна быть общая, нажрался и полез геройствовать ко мне под одеяло. За что и поплатился. Я даже не хотела его убивать, как-то само получилось. Но именно тогда я поняла, что с воровством пора завязывать, и ушла в одиночное плавание. После этого меня и прозвали Смертью, сначала в воровских кругах, а после по всему Осколу. Вот так, когда нарочно, а когда и вынужденно я отправила в другой мир ровным счётом девятнадцать человек, аккурат по числу прожитых лет: подельника-вора, двух нюхачей, одного чересчур назойливого егеря, кого-то ещё… ну и двенадцать «добровольцев». Попутно выяснилось следующее правило: один год – одна жизнь. Я из-за этого чуть не попалась, когда однажды понадеялась на своё умение, а оно возьми и дай осечку.
Иногда ночами я не могу заснуть, так сильно думаю об этом. Крысята дрыхнут у меня под боком, зубки чешут, а я лежу, смотрю на звёзды, и Оскол мне представляется тогда огромным театром, вроде кукольного: сцена, занавес и маленькие люди, нити от которых тянутся куда-то к небесам. И эти ниточки такие прочные, что их уже не оборвать, пусть даже кукла износилась. Стальные нити, может быть, адамантиновые. Самое умное, до чего я додумалась, это будто старое заклятие каждый год спохватывается, «вспоминает» обо мне и ищет мою «нить», чтоб её оборвать.
А я ему каждый раз подсовываю другую.
Всё-таки жаль, что я не волшебница, а то бы непременно с этим разобралась.
У всех, кто добровольно ищет смерти, есть на то свои причины. Иногда дурацкие, вроде скуки или несчастной любви, а иногда серьёзные, от них рехнуться можно. Была одна женщина, у которой умерли дети и она совсем помешалась от горя. Сестра просила за неё, и я не смогла отказать. Впрочем, даже если я и откажусь, не всё потеряно – на крайний случай есть ещё астрал и крайняя обитель.