– Пойми одну вещь, юноша, – чтобы расслышать слова, Эну пришлось наклониться к лицу собеседника, – нас мало… но мы… помним!
Старик неподвижно лежал на земле, ветер шевелил седые волосы. Никаких «корчей», только добрая улыбка, застывшая на губах, и лучик солнца, блеснувший в серых, глядящих в вечность глазах.
Энтон сжал старческую руку. Как же так? Ведь вчера музыкант выглядел здоровым… Что случилось за ночь?
И почему, почему-у-у они не встретились раньше?! Хотя бы на пару месяцев – как с Майрой!
Внезапно Эн понял, что даже не узнал, как старика зовут.
Энтон обожал сестру. Благодарил Небо, Хранителей, дремушников, Его Величество случай за то, что послали ему Анинку. Родители и целая армия нянек возились с малышкой круглыми сутками – очень уж боялись повторения истории с сыном. Настолько, что о самом сыне вспоминали, лишь когда почтальон приносил пособие «на содержание инвалида» либо когда сын уж слишком загуляется…
После встречи со старым музыкантом Эн старался не загуливаться – зачем лишний раз напоминать о себе? Он забрал гитару случайного знакомца, но играть так и не научился. Струны, понимавшие с полуслова прежнего хозяина, наотрез отказывались говорить с новым. А обратиться за помощью не к кому. Даже Майра куда-то пропала. Месяц прошел с их последнего разговора, месяц без магазинчика и его хозяйки.
Однако Энтон времени не терял.
Глупец! Ему бы с гитаристом пообщаться!
Глупцы… Но – о чудо! – встречались и другие. Очень редко, за месяц всего три человека с трудом, но улыбнулись в ответ. Еще один – как-то странно помахал рукой.
Родители пообещали и дальше прикрывать глаза на странность сына, если Эн пообещает никогда не «корчиться» при Анинке. Даже от идеи запереть его в доме, дабы перед людьми не позорил, отказались, лишь бы от дочери любимой держался подальше. Энтон не трогал сестру. Хотя именно за ее улыбку отдал бы полжизни, но… Семья сразу с двумя «детьми-инвалидами» рискует вызвать не сочувствие, а подозрение.
– Ничего, – говорил Эн сидящей в ладони мохнатке, – когда нас станет много, я обязательно вернусь к Анинке. А там и родители все поймут! Ведь нас будет много! Надо только, чтобы поскорее стало…
Он улыбался. Горожане смотрели уже не сочувственно, а настороженно. Мамаши при его появлении хватали в охапку детей, мигая пунцовыми смайлами. Перебегали на другую сторону улицы.
Он улыбался. И, несмотря на все старания донельзя серьезных супругов, их пятилетняя дочка весело сожмурилась в ответ. И, как ни заслоняла молоденькая дамочка пожилую мать, губы старушки все равно дрогнули.
Нас мало, но мы помним.
Он улыбался…
А потом приснился сон. Антон, его мировой близнец, метался по кровати. Нет, не Антон – он сам бился в агонии, впивался зубами в подушку. А над ним склонялись незнакомые, но родные люди. Держали за руки, смотрели тревожно, но при этом с такой любовью…
Антон хрипел, не приходя в сознание.
– Я… кто-нибудь… Ритка… ааа…
– Тошенька, мальчик мой, – уставшая женщина склоняется над сыном.
Энтон застонал – не от боли, от защемившей сердце обиды. Никогда его собственные мать с отцом
Антон был счастливчиком. И, кажется, умирал.
– Майра! Майр-а-а!!! МАЙРА!!! Слуги дремотные, где ты?! – Энтон метался по утреннему Городу, пугая воплями случайных прохожих. Майра не отзывалась. А больше довериться некому. Он, конечно, привык общаться с мохнаткой, но сейчас светящаяся подруга не поможет.
– Майра! – Эн всхлипнул и сел на край тротуара. Обхватил колени руками.