Первое из этих произведений никак не могло быть доверено советскому читателю. Брэдбери — христианин, пусть и неортодоксальный, и у него с первых его текстов была ярко выраженная тяга к мистике. Он долгое время считал Эдгара По своим величайшим кумиром, даже подражал ему. В романе «Надвигается беда» мистика темного нашествия составляет основу сюжетной конструкции. Ну как можно такое переводить в СССР с его негласным, но очень прочным табуированием любой мистики, а особенно христианской?! Рассказ «Человек» (1949), в котором тема стремления человека к Богу подана в звездолетно-галактических декорациях, «протащить» удалось. Под космос у нас и мистика проскакивала! А «Надвигается беда» — это ведь не космос, это пространство маленького городка, до которого добралось сверхъестественное зло… Да и «Канун всех святых» в этом смысле подкачал: с художественной точки зрения он представляет собой роскошную игру настроений, тончайший языковой эксперимент, прозу, граничащую с поэзией, а вот с точки зрения идеологической — недопустимое смешение темы детства и темы смерти, темы радости и темы ужаса. И главное, опять эта мистика! Не годится, нет, совершенно не годится… Нам такого не надо!
Если бы — если бы! — у нас вовремя перевели и напечатали хотя бы эти книги американского писателя, не говоря уже о великом множестве его рассказов, то отечественный интеллигент имел бы перед глазами совершенно другого Брэдбери. Тогда бы наша публика владела цельным его творческим портретом вместо жалкого фрагмента с одним глазом и половиной лба…
Брэдбери гораздо шире того светлого печального гуманиста, который виден по его текстам 1950-х. Он и мистик, и традиционалист, и большой специалист по части «литературы ужасов», и даже эксцентрик — как минимум в поздних вещах. Настроения безвыходности, безнадежности в его ранних рассказах сменяются оптимизмом зрелой поры и обращаются в умудренный пессимизм осеннего времени. Тексты разных периодов резко отличаются друг от друга.
Так, роман «Кладбище для безумцев» по тону, по лексике, по ритму совершенно не похож на неспешные «Марсианские хроники» и плавное, элегическое «Вино для одуванчиков». Сюжетная конструкция изобилует бешеными поворотами и мертвыми петлями — настоящие американские горки. В книге нет ни капли фантастики. Это скорее интеллектуальный детектив с реверансами в сторону мистики (хотя и настоящей мистики там тоже нет). Брэдбери ввел в роман реалии собственной биографии. Когда-то, в 50-х, он работал в качестве сценариста на Голливуд. И вот начинающий (но, разумеется, талантливый) сценарист примерно в те же времена начинает работу на голливудскую киностудию «Максимус», страсть как похожую на «Парамаунт». Русского читателя тут могут заинтересовать не только «американские горки» романного действия. Помните, у нас примерно с 60-х до середины 90-х в умах образованных людей царила магия книги? Себе подобных распознавали по «говорящим» цитатам. Не знать такого-то автора означало выпасть из круга «порядочных людей». Строчки из классических поэтов оказывали действие хмельного напитка… Так вот, Брэдбери погружает читателя в американский аналог этого высокого интеллектуального безумия, только там, где у нас была магия книги, у них — магия кино. Как и всякое массовое сумасшествие, она очень завлекательна.
Но… наш читатель познакомился с этой книгой в переводе лишь через двадцать лет после того, как ее напечатали! И ее совокупный тираж в условиях издательского кризиса во много раз уступает бестселлерам советской поры и 90-х годов.
Конечно, в постсоветское время постепенно опубликовали все главное, что написал Брэдбери. Некоторые его вещи, напечатанные после СССР, успели пережить по десять-пятнадцать переизданий. Например, тот же роман «Надвигается беда». Но большим культурным событием для России они уже не стали. Рынок фантастической литературы оказался до предела замусорен скотским боевиком в скотском переводе или в столь же скотском отечественном изготовлении. Великолепный Брэдбери потерялся в этой массе, как рубин в куче красных стекляшек. Он-то никак не мастер боевика и не умелец изготавливать трэш «для демократических кругов населения».
Слой «квалифицированных читателей» постепенно размывался в России. Он давно перестал играть роль «законодателя мод». Издатель вот уже много лет ориентируется на массового читателя, т.е. на самого тупого изо всех возможных. А ведь именно в этом слое «интелей» пребывает абсолютное большинство поклонников Брэдбери. Утонченность лучших вещей американского фантаста диктует серьезное усилие для ума и души при погружении в них. И когда на долю читателя-умника, читателя-гурмана достается такая роскошь, как Брэдбери в зените его творческой силы, что ж, подобное чтение воспринимается словно неспешный разбор всех прихотливых завитков мастерской резьбы по слоновой кости.
То, что было желанной пищей для массового русского интеллектуалитета, стало артхаусной прозой в современных условиях. В условиях, когда эта массовость ушла под воду, обернулась россыпью островков.