…Плеск волн звучал насмешкой. Море – муаровое, как спинка скумбрии, – притихло, словно что-то замыслило. На прибрежные камни вылезли крабы. Не море – мечта. Погружайся – не хочу!
Выйдя на берег, Мира вытащила регулятор и несколько секунд постояла, приходя в себя. Сегодня видение было ярче, болезненнее, реальнее. Но что только не пригрезится, если день и ночь думать о загадочном артефакте.
Не банальный алтарь, а врата подводного царства, которые раз в месяц связывают два мира?
Хороша идея. Жаль, в блоге никто не додумался. Вот было бы ору!
Вода на коже испарялась. Следом таяло воспоминание.
Сейчас с вопросами: «Нашла ещё? Нашла?» – примчатся коллеги. Будут смотреть на море и вздыхать. И понять их можно. При наличии единственного костюма погружаться на свой страх и риск мог лишь руководитель экспедиции.
Однако встречать, засыпать вопросами и уж тем более клянчить погружение коллеги не спешили. Куда сильнее их волновал надувной матрас, уносимый ветром в сторону Керчи.
Сняв баллон, Мира увидела, что из палатки Кости торчат чьи-то ноги. Загорелые, в бело-голубых кроссовках…
«Шиловский! – обожгла мысль. – Явился не запылился! Теперь держись…»
Волчица поставила рекорд скидывания грузов. На большее выдержки не хватило.
– Эй, на палубе! – От её рыка кроссовки дёрнулись, и в оконце появилось бледное лицо.
Затем из палатки выскочила худенькая фигурка, и наваждение развеялось. Незнакомец походил на головную боль «Посейдона», но не больше, чем любой другой, – тоже невысокий и сухощавый.
– Стой! – крикнула Мира, пытаясь ухватить молнию на спине. – Стой, кому говорю!
Не прельстившись светской беседой, незнакомец закинул на плечо лямку цветастого рюкзачка и зайцем порскнул туда, где камни скрыли археологов. Волчица хмыкнула. Должна же иногда торжествовать справедливость?
Она сполоснула и отнесла костюм под навес. Затем приставила руку к глазам. Нагретый песок дышал жаром. Сквозь марево призраками плыли «посейдоновцы». Санька тащил пойманный матрас, а Юра не то конвоировал, не то сопровождал почётного гостя.
– Мирослава! Глянь, что сети притащили!
Волчица негромко, но от всего сердца помянула морскую ведьму с её прогнозами.
– Ну здравствуй, Кошарочка!..
Суп в кастрюле музыкально булькал, мясо аппетитно скворчало на сковороде, но людям было не до веселья. Худенькая рыжеволосая девушка, щёки которой ещё алели румянцем, сгорбилась в шезлонге под пристальными взглядами.
– Поймите, я не могла больше ждать! – Она вытерла неудержимо катящиеся слёзы. – Котя не звонит и не звонит… Что мне было делать?
– Ты думала, мы его на цепи в палатке держим? – спросил Заферман.
– Я не знаю, что думать! Я спать не могу! Глаза закрою, а он мне снится. Сидит на берегу и по телефону что-то говорит, говорит… А я ничего не слышу…
Губы её искривились, задрожали. Ободряя, Тихонов положил руку ей на плечо. Кошарочка крепилась, как могла, и сочувствие стало последней каплей. Зарыдав, она прижалась к утешителю. В тихой панике округлив глаза, Санька погладил её всклоченные волосы. И – о чудо! – рыдания стихли. Девушка по-кошачьему ткнулась головой в подставленное плечо и тихонько засопела.
– Поймите, он никогда бы от меня не сбежал! Пусть я с машиной напортачила, задёшево продала. Но ведь я всё исправила! С ним что-то случилось, я знаю… Он такой хоро-о-оший…
Волчица прикусила поджившую губу. Тихонов беспокойно заёрзал – видимо, тоже вспомнил хорошего Котеньку добрым словом.
– Я вам писала-писала, звонила-звонила… А вы не отвеча-а-аете… Почему?
Ожидая ответа, она по очереди обвела археологов огромными зелёными глазами. Когда молчание стало невыносимым, припухшие губы Кошарочки вновь задрожали, а на ресницах заблестели слезинки. Предвидя новый взрыв эмоций, Тихонов самоотверженно придвинулся ближе.
Мужские взгляды – ох уж эта солидарность! – обратились к Мире. Та вздохнула.
– Кош-ш-ш… Катюш, в двух словах это не объяснить.
– Почему? – Она потёрла слипшиеся ресницы. – Значит, вы это нашли? В самом деле?
– Что – это? – сделала стойку Волчица.
Юрий и Санька переглянулись. Несмотря на жару, Кошарочка обхватила руками худенькие плечи, точно её знобило.