Я был погружен в себя… Зачем Крабам понадобилась больница? Что они там забыли? Хотели добыть «режимные средства» типа морфия? Крэка им, что ли, не достаточно? Надо собрать всех homies, и вооружить. А после — нанести такой удар по этим «членистоногим», что они никогда не оправятся…
Последний раз поцеловав маму в холодный лоб, смотрю как гроб закрывают и опускают под землю. После того, как гробовщики начали закапывать могилу, я не выдержал и упал на колени, заплакав…
Я чувствовал полнейшую пустоту в душе, будто туда залез членостоногий, в чью честь мы обозвали враждебных нам негров, и всё там искромсал своими клешнями.
Я ощущалал свою вину. Вдруг её убил тот Краб, который убежал со сделки? Пристрели я его, не было бы той злополучной атаки.
Слёзы текли по моим щекам, виски жгло, а моя причёска, которой я всегда гордился, совсем промокла и потеряла форму из-за дождя…
Вдруг со спины ко мне кто-то подошёл.
— Сынок, грустно всё это, — это был Гасто, который говорил своим добрым и мягким голосом. — Поехали ко мне? Поговорим.
Гасто может и был суровым gangsta, но он всегда готов был поддержать в трудную минуту. Он уже не первый раз приходил на похороны жителя Локэша, жителя Грэйп-стрит. Встав на ноги и утерев слёзы, я последовал за нашим ОуДжи. Он приехал на Кадиллаке. Конкретно какой модели, я не разобрал, но машина была внушительных размеров и с обвесами. Да и какая разница, на чем он приехал? Мне было всё равно, на чем и как ехать, хоть в багажнике Крайслера Крабов, с простреленной головой. Главное — убраться отсюда.
На дождливые мрачные улицы Лас-Либертада я смотрел с грустью… Вспомнился случай, когда мама привела меня в парк аттракционов в семидесятом году, на мой двенадцатый день рождения. Это было что-то! Я поел сладкой ваты, которую никогда раньше не пробовал, покатался на каруселях, на колесе обозрения, пострелял из пневмата по мишеням. Выиграл плюшевую обезьянку в синей майке. Спустя лет семь, когда я приобрёл первый ствол, я использовал эту игрушку в качестве мишени. Ибо нехрен на игрушку напяливать цвета Крабов. Когда мы пришли из этого парка, я узнал, что мама неофициально работала прачкой на богатых белых, чтобы оплатить развлечения, в течение почти месяца… Стальная женщина! Только по-настоящему любящая мать могла горбатиться целый месяц, чтобы порадовать сына в его праздник…
От воспоминаний меня отвлёк наш ОуДжи.
— Я вижу, что тебе грустно, — заключил Гасто, — Загляни в бардачок, там должно быть полбутылки вискаря. Старина «Джек Дэниел» тебя если не развлечёт, то по крайней мере притупит душевную боль.
— Спасибо, Гасто, — я открыл бардачок, где помимо «беретты» и пары магазинов к ней, лежала бутылка, в которой плескалось дорогое пойло.
Я выпил всё, что было в ёмкости, до последней капли. Крепкий алкоголь обжёг пищевод, а в голове появилось то самое тёплое и приятное чувство опьянения… Я хотел ещё, чтобы упиться до беспамятства, но Гасто на мое предложение заехать в «Алко-Городок» сказал, что мне нужно мыслить трезво и быть собранным.
Когда Кадиллак остановился возле двухэтажного дома в стиле шестидесятых и мы вылезли из салона, дождь закончился.
Гасто жил богато. С десяток картин, среди которых имелась пара оригиналов, кресла из красного дерева, дорогие диваны и огромный телевизор. Дверь нам открыла жена Гасто. Она была в розовом с кружевами платье, и фартуком поверх него.
— Гус, любимый, — она обняла нашего ОуДжи, — Мне так жаль Терезу, ведь я её буквально неделю назад навещала в больнице, относила ей свежую выпечку… — увидев мою скромную персону, она так же обняла меня, — Прими мои соболезнования, Трэвис. Мы все будем скорбеть по твоей маме. Прости, что не пришла на похороны. Когда собиралась, прямо сердце прихватило, пришлось выпить нитроглицерин…
— Ничего, миссис Райес, здоровье важнее, не болейте, — безэмоционально сказал я, после чего мы проследовали из гостиной на кухню.
— Я только минут десять назад оклемалась, — говорила Рейчел, — Но разогреть вчерашнюю запеканку из отбивных и картофеля у меня времени хватило. Ешьте, пока снова не остыло.
Ел я без аппетита и почти не ощущал вкуса еды, я просто клал в рот, жевал и глотал, но ничего не чувствовал… Просто набивал пустой желудок и запивал яблочным соком, который нам предоставила эта заботливая женщина. Когда мы доели свои порции, Гасто заговорил.
— Я знаю, кто это сделал, Тру Догг, — обтирая салфеткой губы, произнёс гангстер, — Да ты и сам, наверное, догадался… Но я знаю, как они пронюхали о твоей матери. Тебя узнал тот Краб, что умчался со сделки с оружием. Он собрал братков и устроил пальбу в больнице, убив твою мать и всех, кто был рядом. Теперь о причинах… Тот, чью голову ты снёс во время пальбы на сделке — сын их главного ОуДжи, Клайва Крикета, также известного как СиКей. Он собрался отомстить тебе, убив кого-нибудь из твоей семьи. Мама — твоя единственная родня, вот он и решил…
— Не единственная, мистер Райес, — сказал я. — У меня тоже есть сын, недавно узнал. Слава богу, что он цел. Таниша перед похоронами пришла вместе с Зигги.