Настоящая гангстерская история (СИ)

— Потише, офицер Мак, — успокаивал его ирландец из C.R.A.S.H., — Так, Трэвис Докинз, так же известный, как Тру Догг. Рассказывай, как ты оказался на месте преступления, черномазый?

Он говорил на удивление спокойно, без той ярости, что была во время нашего задержания, будто он не инициировал избиение Бланта и моё. Меня-то тоже били. Иначе почему спина и голова болели? Собравшись мыслями, я старался говорить как можно чётче и спокойнее.

— У меня в той больнице мама лежит, а я пришёл её навестить. Я бы не стал атаковать больницу. Да и никто из наших не стал бы. Мы не такие ебанутые, как Крабы.

— Все вы, бандиты на одно лицо, — сняв тёмные очки и положив их на стол, процедил ирландец, — Я не разбираюсь в вашем гангсто-ниггерском дерьме. Все вы, бандиты, на одно лицо, — вдруг его голос резко стал угрожающим, — Говори, зачем напал на больницу, черномазый!

— К маме я пришёл! Проверьте по записям в больнице, легавые! — закричал я на muthafuckas в синей униформе.

— Проверим, не сомневайся… — не успел он снова открыть рот, как в допросную влетел латинос, тот, кого Рональд называл Хуарезом.

— Шеф! — сказал он, передавая ирландцу картонную папку, — Это от детектива Райли. Посмотрите.

— Ладно, — принимая папку, он обратился к своему напарнику с отеческой заботой, — Иди, кофейку попей, Лоусон пончиков купил.

Раскрыв кипу бумаг, Галлахэр, быстро бормоча себе под нос, читал её. Наконец закончив, он сказал то, чего я не хотел услышать.

— Ладно, ниггер. Ты отморозок с улиц, но убивать собственную мать не стал бы… Хотя кто вас, негров, знает?

Наверное моё выражение лица было каменным, у меня на глазах выступили слёзы…

Тэреза Докинз, моя любимая мама, терпевшая мои выходки, которая всегда выручала меня, которая меня любила, и которая растила меня одна в самые тяжелые для негров времена… Она умерла! Это значило, что больше я не услышу её ласкового голоса, не услышу её особого сарказма и иронии, которые я так любил, не услышу… Мама! Почему Бог меня не услышал? Почему среди пяти убитых пациентов оказалась моя мать? Боль тысячей игл пронзила моё сердце, мою душу… И вдруг, помимо грусти, в моём сердце загорелся огонёк мести.

Кто напал на больницу? Пацаны с Грейп не стали бы такое совершать. Оставались muthafuckin» мудаки-Крабы…

***

Большая часть денег, предназначавшаяся для удаления маминой опухоли, ушла на покупку кладбищенского участка и на заказной гроб… Пока плотники делали гроб, я решил пойти в бар… Что делать ещё? Блант составил мне компанию в этом мероприятии.

На улице моросил дождь, дул ветер, гонявший полиэтиленовые пакеты и разные бумажки. Такая отвратительная погода и гибель самого родного человека пробудили во мне желание упиться чем-нибудь крепким до беспамятства.

— Бармен! — крикнул я парню, протиравшему барную стойку от пролитого пива. — Бутылку скотча!

Бармен, недолго думая, достал бутылку “Джонни Уолкера” и два шота, после чего поинтересовался у нас:

— День не удался, ребята? — с заметным итальянский акцентом спросил парень. — Я готов выслушать и поддержать. Бармены ведь для того и нужны, чтобы выговориться. К слову, меня зовут Алдо.

— Алдо, нам не нужно выговариваться, — сообщил Блант. — Мы просто хотим молча попить скотча.

Так мы за вечер выпили почти полтора литра алкоголя на двоих и пообщались между собой.

— Эх, Блант, — с трудом произнёс я, икая при этом. - М-меня прям разрывает изнутри. П-п-понимаешь?

— Крабы будут нак-казаны, — так же как и я, ответил мой друган, — Вот поверь мне, nigga. Твоя мама будет отомщена, эх… — он достал несколько купюр, не менее пятиста баксов. — Я не смогу вести. Бармен! Вот плата за виски и чаевые! Вызови такси, dog!

— Как скажете, — сказал бармен, набирая номер ближайшего таксопарка.

То как я добрался до дома, я не помнил, как, вероятно, и Блант

***

Утро после бара встретило меня похмельем… Хотя какое утро в полдень?

Через час начинались похороны и я их не должен был пропустить. Кое-как перекусив на скорую руку, я надел бордового цвета свитер, чёрные брюки и туфли из кожзама.

Постояв у окна и поглядев на осенний Лас-Либертад, я испортил себе настроение ещё сильнее… Мамы не стало, погода была депрессивная. Ну почему так всё сложилось? Почему моя мама попала под огонь Крабов? Вспышки пушек Крабов, убивших маму, разбудили во мне ещё один огонь. Небольшой, тлеющий, начавший разгораться еще на допросе, превратился в настоящий костёр.

***

На похоронах мамы лил дождь… Кто-то романтичный, художник например, сказал бы «Господь оплакивает очередное дитя», но это было не совсем так. Просто стояло начало осени и дожди в это время вполне нормальны.

Проводить мою маму в последний путь пришёл весь наш сэт. Даже Гасто вылез из своего особняка, чтобы оказать мне моральную поддержку. Как и на любых похоронах там был священник, из баптистской церкви. Буквально пропев молитву, в такт которой подпевали и меланхолично похлопывали в ладоши некоторые из homies, пастор заключил:

— Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху, — после чего протяжно добавил, — А-а-ами-и-инь!

— Аминь, — хором ответили все, кроме меня.