Настоящая любовь / Грязная морковь

(«Настоящая любовь»)

Он нежно (sic!) расцеловал её, взял на руки и сказал: «Мы больше не расстанемся ни на миг».

(«Метеорит»)

Вдруг я понял, что это не мышь, а Tampax. Я сказал братцу: «Иди обойди – может, они в хатке» (благо он из-за своих интенсивных пинков в дверь не заметил, что я не стучал). Я припал к окну. Никого не было, только тускловатый слабоваттный свет из чулана. Когда тени шевельнулись, я их различил: Яна приседала, а рука Джилли (сестры Зама) подала ей мышь. У меня захватило дыхание и потемнело в глазах. Яна – Я-на – Я-на, опять она! Сестрёнка Зама помогла ей с тампоном (видимо, Яна первый раз их видела). Они вышли оправляясь, случайно столкнулись в проёме, Джилли шутливо сзади шлёпнула Яну: ничего, мол, ощущения? Та прыснула, как малолетка (вообще-то, что-то для неё новенькое – видно, в городе набралась) бросилась за Джилли и довольно жёстко нахлестала той по лосинам.

Вышли в сени – я услышал их голоса. Яна смеялась.

– О! Накраситься забыла. У тебя какая помада, Джиль? Не знаю такую – мажется?

– Не, импортная, так пахнет прикольно.

– Что-то не верю…

– А ты попробуй: покрась и на руку – будет отпечаток или нет.

Они зашли обратно, включили свет. Яна красила губы у зеркальца, сзади прыгала длинненькая Джилли. (Доросла, блин!) Я уже, можно сказать, читал по губам:

– Пробуй.

– Да не буду я пробовать. Пошли, выключай.

Они двинулись к двери, но как-то столкнулись.

– Я-то забыла! – опомнилась Джилли. – А ты пока попроб…

Яна целует её – три умелых движения нижней губы.

Свет погас…

(«Настоящая любовь»)

Мать постарела…

(«Дневник»)

Свет погас, но они вышли.

– Ты «Имануэль» читала?

– «Эмманюэль»?

– Ну, у меня валяется… Да тебе, по-моему, тоже Рома давал? Читать – как думаешь? Говорит…

– Не, Джиль, не читай – не поймёшь – ты ж дубовая!

– Я три страницы прочитала – ничё не по…

Я побежал. Сзади дома, на пороге хатки, тоже подсвеченный из двери, стоял Перекус и разговаривал с Сержем.

– А вот и сосед, – сказал он, а потом мялся: ты, сосед, конечно, извини, ну тут мы, так сказать… тут так вышло… тут вот Гниль приехал, Кай приехал, Янка приехала, Рома П. приехал… Джилли моя…

Я тоже мялся: зайти-то охота, тем более Яна. Тут выскочил из хатки Гонилой, пьяный. Раскачиваясь в разные стороны, растопыривая крылья как самолёт, он налетел на меня и – со всего размаху заехал мне кулачищем по скуле. Мисягина, Джилли и даже отчасти и Яна стали его «унимать» (в кавычках потому, что он, конечно, симулировал и пьянство, и буйство). Я вдруг негромко, но твёрдо сказал «убью» и медленно, но верно вытащил из земли подпиравший стенку хатки железный телячий кол. Мои глаза нечаянно налетели на расширенные карие яблочки Яны: в них читался смертный ужас…

«И тебя», – еле сказал я, сам не ожидая этого. Яна сморщила лицо, как ребёнок, ждущий, бедненький, что его сейчас хлопнут по лицу.

(«Настоящая любовь»)

Мать сильно постарела, поседела, выплакала глаза.

На улице была непроходимая грязь.

Мать, одетая в старую фуфайку и резиновые сапоги, развешивала у дома бельё. Вдруг – шаги по грязи, резко кто-то ступает – брызги летят, сын так ходит.

Да не один – с девчонкой на руках!

Мать так и обмерла.

– Славик!

А Слаем звала его супруга.

[Здесь кончается «Настоящая любовь», и мы, дабы не нарушать сложившуюся композицию, будем давать под видом «Настоящей любви» отрывочек из романа «Полночь-2», который я пытался писать в 94 году как продолжение бестселлера «Полночь» Д. Кунца.]

(«Дневник»)

«И тебя», – еле сказал я…

Высунулся Кай.

– А тебя я щас убью! – заорал я и кинулся к нему. К счастью, я сам уже вовсю смеялся над своей последней репликой и уже не стал бы никого убивать, но твёрдо решил отдубасить…

Меня хватала Джилли, умоляла Ленка и оттаскивали братец и Перекус.

Мы уж было ушли, как прибежала Маринка, жена Яхи (они с ней жили прямо по соседству с Замом, у них и был колодец, кстати).

– Зам, глянь, чё творит: с избы верх снимает! Пришёл от вас поддатый, обиженный: они, говорит, меня не любят и не уважают. Включил видак, потом говорит: Звёздочка как моя? Я говорю: да болеет она, сам же знаешь. А он пошёл во двор и приходит прям с кобылой. Иди, говорит, Звёздочка, видак посмотрим. Ну и ну, говорит – и тянет. Я и так и сяк, а он говорит: убью. И завёл!

Яна вдруг испустила истерический издевательский хохоток. А жена Яхи заплакала.

(«Настоящая любовь»)

Скотт лежал на кровати в своей комнате. Он всё чаще не утруждал себя раздеванием – спал в одежде. Ноги его удобно устроились на спинке кровати. Любимые чёрные джинсы не позволяли видеть их в темноте.

(«Дневник»)

– Я говорю: ребёнок же тут. А он: на х…, говорит, он нужён, я его выкину, и хватает… Спасибо, мать быстро пришла и забрала Илюшку – он нас всех вытолкнул на улицу, прямо в грязь, а потом стал всё выбрасывать из двери на дорогу – вон, глянь, подушка валяется, а в оградке кастрюля… Сам закрылся и, с лошадью обнявшись, на диване лежит…

Все удыхали. Мне было не особо весело, я побрёл домой, вспоминая Калигулу…