Настоящая любовь и другие напасти

Она посмотрела через комнату на Тая и толпу репортеров вокруг него и среди гула разговоров в комнате расслышала слова:

— Мой быстрый переход из «Ванкувера» был очень простым. Тренер Найстром знает, как воодушевить игроков на классный хоккей и заставить выложиться на каждой игре.

— Улучшились ли ваши отношения с владелицей команды?

Тай встретился с ней взглядом, и уголок рта приподнялся в кристально честной улыбке:

— У нас все в порядке.

Фейт почувствовала, будто её сердце тоже приподнялось. Прямо в груди. Прямо здесь в раздевалке перед игроками, тренерами и журналистами.

— Хотя, — добавил Саваж, продолжая смотреть на неё, — я прочитал в газете сегодня утром, будто она считает, что я контролируемый псих, и если бы я постарался, то не был бы все время таким грубым и мрачным.

— Я не говорила «все время», — пробормотала она.

— Что? — спросил её Джим из «Сиэтл Таймс». — Что вы сказали, миссис Даффи?

— Я не говорила, что он все время грубый и мрачный.

Один из журналистов рассмеялся:

— Саваж хорошо известен за свою раздражительность. Хотел бы я знать, когда он не хмурится.

Тай наблюдал за Фейт, все еще улыбаясь, как будто забавлялся, ожидая её ответа. «Когда он занимается сексом», — подумала она про себя. Он не был хмурым или грубым прошлой ночью. Он был удивительным и обаятельным. Тай заставлял её смеяться и, как бы невероятно это ни звучало, расслабляться с ним. Чего она ни с кем не делала уже давно. И уж точно прошлой ночью он не был хмурым.

— Когда выигрывает важные матчи, — ответила она.

Саваж бросил на владелицу клуба еще один взгляд и повернулся к мужчине, стоявшему перед ним:

— Хоккей состоит из борьбы один на один. Мы просто должны помнить об этом и выигрывать каждое сражение.

Фейт обратилась к Джулсу:

— Ты всё ещё собираешься присутствовать на завтрашнем совещании с Фондом «Чинуков»?

Ассистент посмотрел на неё, затем взглянул через комнату на Тая. Открыл рот, затем закрыл. Между темными бровями Джулиана залегла морщинка.

— Я этого не планировал, но могу, если ты хочешь, — ответил он, но у Фейт появилось ощущение, что его что-то беспокоит.

Она покачала головой и пошла к двери:

— Нет. Я сама могу делать записи.

Выходя в холл, Фейт не смогла побороть искушение последний раз взглянуть на Тая, стоявшего в окружении мужчин на голову ниже его.

Она помнила каждую деталь прошлой ночи. Его лицо в темноте солярия и прикосновение его рук и рта. Ей бы хотелось обвинить в произошедшем той ночью Лейлу, но она не могла. Не могла, так как была честна с собой. Прошлая ночь была полностью её. Не было никакого принуждения. Ни скрытых мотивов. Ни намерения заставить мужчину желать её, когда она хотела лишь его денег. Фейт не могла обвинять Лейлу в своем поведении прошлой ночью: не могла, так как делала именно то, что желала делать.

Она отвернулась и направилась к лифтам. Прошлой ночью миссис Даффи сдалась на милость своих желаний. Сидела в ресторане «Бруклин» и позволяла Таю трогать себя под столом. Положила свою руку на его, что стало еще одним шагом навстречу фантазиям. Все это делала она. Не Лейла. Не дикая, дерзкая личность, которую она создала, чтобы прятаться за нее. Прошлой ночью Фейт освободилась и была дерзкой сама по себе.

По пути домой она думала о том, что произошло после смерти Вирджила. Вот только что она, вдова мистера Даффи, жила хорошей, комфортной жизнью. Жизнью, в которой самым важным её решением было выбрать, что надеть. Тот человек, та Фейт не позволила бы себе сжать большую теплую мужскую ладонь между ног.

Фейт поставила «бентли» в гараж и доехала на лифте до последнего этажа. Её жизнь изменилась так сильно и за такой короткий промежуток времени. Медленное и спокойное существование превратилось в вихрь совещаний и встреч. Если раньше она должна была лишь решать «что надеть», то теперь «сколько заплатить в первом раунде драфта в следующем сезоне». И хотя ей оказывалась большая помощь при принятии последнего решения, ответственность была так велика, что Фейт сломалась бы от давления, если бы могла остановиться и отдохнуть достаточно, чтобы иметь хотя бы немного времени подумать об этом.

Она открыла дверь в пентхаус и была встречена лишь поскуливанием Пебблс и светом на кухне.

Никакого «Sexual Healing» в проигрывателе или хихиканья из комнаты матери.

Фейт прошла через кухню по коридору к своей спальне. Сняв пиджак, бросила его на стул. Припомнить, когда в последний раз Вирджил останавливался в пентхаусе, она не могла, но это было так давно, что нигде не осталось и следа от пребывания мужа. Ни одежды или галстука. Ни обуви или расчески. В ванной, отделанной мрамором, не оказалось даже его зубной щетки.