Настоящая партнерша

Но когда она по выражению моего лица убедилась, что я не шучу, она еще сильнее вцепилась в меня. Я едва успел осознать две противоречивые мысли, промелькнувшие у меня: первая, что, несмотря на страх и отчаяние, у нее необыкновенно прекрасные карие глаза, а вторая — что компания ВОАС иногда ошибается в выборе стюардесс, так как предполагалось, что в чрезвычайных обстоятельствах их спокойствие такой же несомненный фактор, как и элегантная внешность. А она тем временем заговорила в страшном волнении: Как... Как же? Мы же шли рейсом Гандер — Рейкьявик. Вы говорите — Гренландия! Мы же близко к ней не подходили! И потом, существуют же автопилот, радиолучи, и с аэродрома проверяли нас каждые полчаса... Нет, этого просто не может быть! Зачем вы говорите это?— Теперь ее уже трясло, только я не знал: от нервного напряжения или от холода.

Молодой человек из интеллигентной элиты обнял ее за плечи, и я увидел, как ее передернуло: что-то действительно причиняло ей боль. Но с ее травмой можно было еще повременить.

— Джесс! — позвал я. Он сразу оторвал взгляд от плиты, где разливал кофе в стаканы. — Джесс, скажите нашим друзьям, где мы находимся.

— 77 градусов 40 минут северной широты и 40 градусов 10 минут восточной долготы, — бесстрастным тоном ответил Джесс. Его голос перекрыл шум встревоженных и недоверчивых голосов, и все умолкли. — До ближайшего населенного пункта — триста миль. На четыреста миль выше Северного полярного круга. До Рейкьявика почти 800 миль, а до самой южной точки Гренландии — мыса Прощания — около тысячи. До Северного полюса — приблизительно столько же. — Он повернулся в мою сторону: — Если же кто-то не верит нам, сэр, я предлагаю прогуляться в любом направлении, и тогда они увидят, кто прав.

Спокойное и деловое заявление Джесса было равнозначно получасовому объяснению с доводами и доказательствами. В один момент оно убедило всех, и тут же возникла масса нерешенных проблем.

Я поднял руку, шутливо обороняясь от волны вопросов, нахлынувшей на меня со всех сторон.

— Все в свое время, пожалуйста, хотя, право же, я знаю не больше, чем вы сами. За исключением, пожалуй, одной вещи... Но сначала кофе и бренди, всем по кругу.

—- Бренди? — «Дорогостоящая» молодая женщина, как я заметил, первая завладела одним из пустых ящиков, которые Джекстроу принес вместо стульев, и теперь смотрела на меня из-под изящно смоделированных бровей. — Вы уверены, что это разумно? — Ее тон не оставлял никаких сомнений относительно ее взгляда на этот вопрос.

— Конечно! — Я заставил себя говорить вежливо, потому что малейшее пререкание в такой тесной, взаимозависимой группе людей, которой предстояло оставаться Бог весть до какого времени вместе, могло бы вырасти до катастрофических размеров. — А почему нет?

— Потому что оно расширяет поры, мой дорогой, — нежным голосом проговорила она. — Я думала, что каждый знает, как опасно потом выходить на мороз. Или вы забыли?

Наши чемоданы, ночное белье — все осталось в самолете. Кому-то придется их принести...

— Бросьте болтать вздор! — Моя благая попытка быть вежливым сразу же потерпела крах. — Сегодня никто отсюда не выйдет. Спите в том, что на вас! Это вам не Дорчестер! А утром, если пурга утихнет, мы сможем попробовать перенести ваши вещи сюда.

—   Поя...

— Если вы такая отважная, то можете принести свои вещи сами! Хотите попробовать? — Конечно, я сказал грубость, но она сама напросилась на нее. Я повернулся в сторону и увидел, что священник поднял руку, отклоняя поднесенный ему стакан с бренди. — Пейте же! — нетерпеливо сказал я.

— Право, я думаю, мне не следует. — У него был высокий голос и отличная дикция. Я почувствовал смутное раздражение от того, что этот голос так идеально подходит к его внешности, так точно совпадает с тем, чего я ожидал. Он засмеялся нервным осуждающим смехом. — Вы знаете, мои прихожане...

Я устал и был измучен, и я чуть не сказал ему, куда он может послать всех своих прихожан, но вовремя сдержался: ведь он ни в чем не виноват.

— В вашей библии имеется множество прецедентов, и вы знаете его лучше, чем я. Выпейте, и, право же, вы почувствуете себя намного лучше.

--- Ну, если вы так считаете... — Он взял стакан с такой осторожностью, как будто его поднес ему сам Вельзевул, но я не заметил и тени колебания в том, как ловко и быстро он распорядился его содержимым, а выражение, появившееся на его лице, нельзя было назвать иначе, как блаженным. Я перехватил взгляд Мари Ле Гард и уловил в нем веселые искорки смеха.

Преподобный отец был не единственным, кто обрадовался кофе. Обрадовались, конечно, и бренди. Только стюардесса пила ей ой кофе маленькими глотками и с потерянным видом; все же остальные быстро опустошили свои стаканы, и я решил, что не будет лишним «раздавить» еще бутылочку Мартеля». Во время паузы в разговоре я наклонился к раненому. Его пульс стал ровнее, а дыхание глубже. Я подложил и спальный мешок еще несколько грелок и затянул молнию До верха.

Он... ему лучше? — Стюардесса стояла так близко, что, выпрямляясь, я задел ее.