Самолет, как гигантский факел, пылал в ночи. Даже на расстоянии полумили и несмотря на то, что легкий ветер относил звуки в сторону, я отчетливо слышал яростный треск и гудение пламени. Это было даже не пламя, а огромная колонна огня, которая, казалось, поднимается из крыла и центра фюзеляжа. И поднимается без дыма и без искр, футов на двести в ночное небо, отбрасывая на снег кроваво-красный отблеск. Это было фантастически прекрасное зрелище. Оно длилось всего секунд десять. Радужные переливы вдруг превратились в белое сияние, вырвавшееся из него пламя взметнулось почти в три раза выше, и спустя две-три секунды застывшее молчание плато потряс грохот взорвавшихся бензобаков.
Почти сразу же языки пламени упали, словно свернулись, и кроваво-красный круг на снегу сократился, и я не стал дожидаться конца этого зрелища. Я быстро спустился в помещение, захлопнул за собой крышку люка и обратился к Джекстроу:
— Нельзя ли установить, что здесь делали наши дорогие гости, каждый в отдельности, за последние полчаса?
— Боюсь, что нет, доктор Мейсон. Все сновали взад и вперед: заканчивали сборку тягача, упаковывали продукты, заливали в канистры бензин, увязывали все на санях. — Он взглянул на слуховые окна. — Это был самолет, да?
— Вот именно, был! — Я посмотрел на стюардессу. — Приношу свои извинения, мисс Росс. Вам не почудилось. Там действительно кто-то был.
— Вы... вы хотите сказать, что пожар не случайность? — спросил Веджеро.
«Возможно, ты лучше всех знаешь, что не случайность», — подумал я. Вслух же сказал:
— Пожар возник не случайно.
— Значит, все ваши доказательства к чертям? — спросил Коразини. — Я имею в виду пилота и полковника Гар-рисона.
— Нет. Нос и хвост самолета не пострадали. Не знаю, какова была цель, но думаю, для этого имелись основания. Можете убрать эти вещи, мистер Коразини. Мы, как вы сказали, ведем игру не с детьми и не с дилетантами.
Пока Коразини складывал чемоданы обратно в угол, царило глубокое молчание, потом Джесс с загадочным видом посмотрел на меня.
— Что ж, это, по крайней мере, объясняет одну вещь.
— Интерес к взрывчатке? — Я с досадой вспомнил, как принял громкое шипение в самолете за шипение нашей лампы и не обратил на него никакого внимания. Очевидно, кто-то, кто хорошо знал, что делает, ввел в бензопровод, или в баки, или в карбюратор бикфордов шнур... — Конечно объясняет!
— Что за болтовня насчет взрывчатки? — требовательным тоном спросил сенатор Брустер. Он заговорил впервые после того, как Джекстроу загнал ему душу в пятки, и даже сейчас его лицо сохраняло необычную для него бледность.
— Кто-то выкрал у нас бикфордов шнур, чтобы поджечь самолет. Как знать, может быть, это были вы. — Я поднял руку, предупреждая взрыв возмущения, и добавил усталым тоном: — С таким же успехом это мог сделать любой другой. Я не знаю. Знаю лишь одно: лицо или лица, совершившие убийство, и украли шнур. И разбили радиолампы. И украли конденсатор.
— И сахар, — добавил Джесс. — Хотя Бог знает, на что им сахар!
— Сахар! — воскликнул я, но вопрос застрял у меня в глотке: случайно взглянув на Теодора Малера, я заметил, как этот маленький человек нервно вздрогнул и невольно метнул быстрый взгляд в сторону Джесса. Ошибки быть не могло, я знал, что мне это не почудилось. Я быстро отвел глаза, чтобы он не догадался о своем саморазоблачении.
— Последний мешок, — уточнил Джесс. — Фунтов на тридцать... Исчез. Я собрал все, что осталось, горсть сахара на полу в туннеле, перемешанная с осколками лампы.
Я покачал головой и ничего не сказал. Я просто не мог себе представить, зачем было красть сахар.
В этот вечер ужин был весьма скудный: суп, кофе и только по две галеты на человека. Суп был жидкий, галеты —на один зуб, а кофе, по крайней мере на мой взгляд, настоящее пойло. Да еще без сахара.
Таким же скудным был и разговор, так как он касался только самого необходимого. В основном все молчали. Время от времени я замечал, как кто-нибудь поворачивался к соседу, явно желая что-то сказать, но тут же крепко сжимал зубы и отворачивался, молча, с замкнутым лицом. Из-за того, что каждый, вероятно, думал, будто его или ее сосед — убийца, или хуже того, что сосед думает, будто он или она — убийца. Атмосфера за ужином была на редкость неуютной и натянутой. Такой я ощутил ее в начале ужина, а потом решил, что мне следует думать о более важных вещах, чем оценивать настроение сидящей за трапезой команды.
После ужина я поднялся, натянул парку и рукавицы, взял прожектор, велел Джессу и Джекстроу следовать за мной и направился к люку. Меня остановил голос Веджеро:
— Куда вы, док?
— Вас это не касается... А вам что, мисс Денсби-Грегг?
— Вы... вы не хотите забрать с собой это ружье?
— Не беспокойтесь, — усмехнувшись, ответил я. — Кто же посмеет до него дотронуться, когда вы все следите друг за другом, как коршуны?
— Но все-таки, кто-нибудь может быстро схватить его, — нервно возразила она. — Могут выстрелить в вас, когда вы будете спускаться обратно.
— Уж если стрелять, то не в меня или в мистера Нильсена. Без нас они не продвинутся отсюда и на милю. Вероятнее