Когда Джекстроу устроился в санях, я вернулся к тягачу и откинул брезентовый полог, служивший задней стенкой деревянного кузова. Потому ли, что лица пассажиров вытянулись и осунулись и в тусклом свете крошечной лампочки над головой поражали какой-то потусторонней бледностью, потому ли, что зубы у них непрерывно стучали, но передо мной предстала картина крайнего и в то же время жалкого страдания. Однако в этот момент они не вызвали у меня никакого сочувствия.
— Вынужденная остановка, — сказал я. — Сейчас мы снова тронемся. Но мне нужен один человек для наблюдения.
Веджеро и Коразини почти одновременно предложили свои услуги, но я отрицательно покачал головой.
— Вы оба постарайтесь, насколько это возможно, хорошенько выспаться и отдохнуть. Вы мне понадобитесь позже. Может быть, вы не откажетесь, мистер Малер?
Малер был бледен, и вид у него был больной, но он кивнул в знак согласия, а Веджеро заметил спокойным тоном:
— Видимо, Коразиии и я находимся в числе первых в вашем списке подозреваемых, не так ли?
— Во всяком случае, я бы не поставил вас в конце этого списка,— отпарировал я, подождал, пока Малер выберется наружу, а потом опустил полог и направился к месту водителя.
Как ни странно, Теодор Малер оказался необыкновенно разговорчивым. Он как будто жаждал выговориться. Это настолько не соответствовало представлению, которое сложилось у меня о нем, что я был более чем удивлен.
«Может быть, от одиночества, — подумал я, — или из желания забыть о ситуации, или отвлечь от себя подозрения?»
Только позже я понял ошибочность моих предположений.
— Так что же, мистер Малер, похоже, что ваша поездка по Европе несколько задерживается! — Мне приходилось почти выкрикивать слова, чтобы он услышал меня в грохоте тягача.
— Не по Европе, доктор Мейсон. — Я слышал пулеметную дробь, которую выбивали его зубы. — По Израилю.
— Вы там живете?
— Никогда в жизни там не был. — Наступила пауза, а когда он снова заговорил, его голос утонул в шуме двигателя. Мне показалось, что я уловил слова «мой дом».
— Вы собираетесь начать там новую жизнь, мистер Малер?
— Мне шестьдесят девять... завтра исполнится, — уклончиво сказал он. — Новую жизнь? Скажем точнее, что я собираюсь покончить со старой.
— И вы собираетесь жить там и найти там свой дом, прожив шестьдесят девять лет в другой стране?
И он рассказал мне свою историю, которую я уже слышал не раз, с сотней вариаций.
Он был русским евреем, в 1906 году вынужден был бежать вместе с отцом, оставив мать и двух братьев, спасаясь от жестокой резни, устроенной «черносотенцами». Его мать, как он узнал позже, пропала без вести, а оба брата выжили только для того, чтобы умереть в мучениях: один во время восстания в Белостокском гетто, а второй — в газовой камере Треблинки. Сам он работал на швейной фабрике в Нью-Йорке, окончил вечернюю школу, работал в нефтяной компании, .женился и после смерти жены прошлой весной решил осуществить вековое стремление своего народа, вернуться на его священную землю. Это была трогательная, глубоко волнующая история, ко я не поверил ни одному ее слову.
Каждые двадцать минут я менялся местами с Джекстроу, и так тянулись долгие ночные часы. Холод усиливался, а луна и звезды совершали свой путь по черному небосводу. Потом луна зашла, чернота арктической ночи легла на плато, и я с чувством благодарности остановил тягач, и тишина, беззвучная, глубокая и бесконечно сладостная, разлилась повсюду, где только что все дрожало от оглушительного рева большого двигателя и металлического громыхания гусениц.
За чашкой черного кофе без сахара, но с галетами я объяснил пассажирам, что мы остановились лишь на три часа и что будет лучше, если они воспользуются этой остановкой и поспят: у большинства, включая и меня, глаза были красными, и все мы просто падали от усталости. Три часа, не больше: не часто Гренландия дарит путникам такую погоду, и упустить такой случай просто нельзя.
Когда я пил кофе, рядом со мной оказался Теодор Малер. Почему-то он был обеспокоен, дергался, нервничал, ему было явно не по себе. Его взгляд и внимание были настолько рассеяны, что я решил воспользоваться его состоянием и тут же выяснить все, что мне было нужно.
Допив кофе, я шепнул ему, что хочу обсудить с ним конфиденциально один маленький вопрос. Он удивленно взглянул на меня, немного поколебался, а потом, кивнув в знак согласия, последовал за мной в темноту.
Пройдя ярдов сто, я остановился, направил фонарик прямо в лицо Малеру и, вынув свой пистолет, держал его так, чтобы дуло попало в ярко-белый луч. У Малера перехватило дыхание, глаза его расширились от удивления и страха.
— Приберегите этот спектакль для судей, Малер, — проговорил я с мрачной холодностью. — Меня этим не проведешь. Мне нужно лишь одно: ваш пистолет'
— Мой пистолет? — Малер медленно поднял вверх руки. Голос его звучал нетвердо. — Я... я не понимаю, доктор Мейсон. У меня нет пистолета.
— Ну разумеется! — Я вскинул дуло пистолета, чтобы усилить эффект слов. — Повернитесь!
— Что вы хотите? Вы совершаете...
— Повернитесь!