Эх, Влада, Влада — где твой шикарный маникюр? Во что превратились твои пальцы и ногти? А ведь завтра нам со старостой в город ехать. Это же стыдно такие руки людям показывать. Как я буду договариваться с потенциальными бизнес-партнёрами, имея такие руки? Ладно, тело — тут всё можно списать на недавние роды — седьмые по счёту, на минуточку. Но руки?.. И чего я вписалась в это рукоблу… то есть, рукоделие? Не работала руками никогда, не стоило и начать. Или начала бы с чего попроще: вязание там, вышивание крестиком… Вот что теперь делать? Мыло этот налёт не берёт, мочалкой чуть всю кожу не стёрла — не помогает, можно Гришку попросить почистить своей магией, но страшно — вдруг руки по локоть отчекрыжит? Он же не обученный еще. Пелёнки грязные, да мусор в избе — не жалко, в отличие от рук. Хоть и не мои, а сроднилась я как-то уже с ними. Пусть лучше такие неказистые, чем вообще без них. Э-э-эх!..
— Эй, невестка, чего вздыхаешь? — весело спросила Настасья, подсаживаясь ко мне на лавку.
— Да вот, — помахала я перед ней своей страшненькой ручкой, — горюю. Завтра в город ехать, а как я с таким ужасом на люди покажусь?
— Эх ты! Горе, тоже мне! Что ж сразу ко мне не пришла? Пойдём, — потянула меня Настя, — пойдём, говорю! Средство покажу хорошее.
Привела меня Настасья к себе в дом, посадила на лавку, а сама ушла в кухню — та у них отдельно была, а не как у нас. Приходит с плошкой: давай, говорит, руки свои сюда. Ну, я и дала. А она черпает что-то из плошки и мажет. Вроде крем какой-то. Но откуда здесь, в этом доисторическом обществе, крем?!
— Настя, что это? — напряженно спрашиваю.
— Так жир свинячий. Не узнала, что ль? — удивляется та.
Жир? Буэ-э-э… Впрочем, хоть экскременты — лишь бы помогло. А что? Я тут и с навозом уже успела повозиться, готовя удобрение для грядок — тот еще незабываемый опыт. Видел бы меня папочка, в обморок бы упал, натурально. Соколова Влада месит навоз! Звучит как сенсация года, мда.
— Теперь надо подождать минут десять, — весело сообщила золовка, закончив мазать мне руки. И все эти десять минут проболтала, рассказывая о своих детях, муже и посадках, при этом не обращая ни малейшего внимания на мой мрачный взгляд.
— О, теперь можно уже! — с этими словами Настя встала, схватила прямо со стола тряпку, и кинула мне, — Обтирай!
Я обтёрла, а вместе с жиром с моих рук слезла и эта коричневая плёнка. Конечно, где-то её пришлось поддевать и тащить, но в основном она легко снималась. Млин! И она молчала! Я столько дней промучалась, а она!… Родственница, называется!..
Но Настя моей обиды не замечала, продолжая болтать о своём. В конце концов, я вздохнула, поблагодарила и пошла домой. А что? Завтра вставать рано. Да и права Настасья, в общем-то: могла и спросить, так что сама виновата. Но к корзинкам больше не притронусь, лучше вышивать попробую. Глаша, соседка, научит — у неё хорошо получается.
***
На другой день ни свет, ни заря выехали. Андрейку я оставила на Настином попечении, и вот, что странно: уже не раз она с ним оставалась, я всё заранее приготовила, молока сцедила, сколько нужно, даже с запасом — а всё равно душа не на месте. Неужели и вправду инстинкт материнский проснулся? Да и за других детей волновалась, хотя умом понимала, что ничего им не грозит. Привыкла, должно быть, что они всё время рядом.
Доехали в этот раз не так весело, да и с чего бы? Турнак, староста наш, ехал хмурый — предчувствовал расставание с крупной суммой, артефакт зарядить — недешевое дело. Да и нападения опасался, причем не нежити какой-нибудь, а бандитов обыкновенных. «Человек иной раз страшнее нежити будет» — ответил он на мои расспросы. В чём-то я с ним была согласна. Охране нашей тем более было не до шуток и веселья. В городе Турнак показал мне направление, где лавки искать, и наказал быть на выезде из города после обеда. На том и распрощались.
Я же, полная предвкушения, отправилась по магазинам. Наконец-то, шопинг! С ума сойти, как же я по этому ощущению соскучилась! Превратилась, сама того не заметив, в какую-то клушу-наседку, многодетную мать, мать её… А я же девушка, мне еще и двадцати нет, но почему-то приходится себе об этом напоминать. Никогда бы не подумала, что смогу так вжиться в роль взрослой женщины — видимо, окружение влияет. Все вокруг относятся ко мне как к матери семейства, так что я и сама начинаю забывать, кто я на самом деле. Корзинки, блин, вязать начала! Кажется, я теперь лучше понимаю Славу, и уже не могу её осуждать, как раньше, за то, что она так себя запустила: с кем поведёшься, как говорится… Ну нет, со мной этот номер не пройдёт. Пора прекращать подстраиваться под обстоятельства, пора обстоятельства перекраивать под себя. Вам не удастся превратить Владиславу Соколову в деревенскую клушу, скорее я из деревни сделаю модный салон красоты!