Настоящая работа для смелых мужчин

— Вы что, какие три часа двадцать минут? Час сорок минут полета! Час и сорок минут от взлета до посадки! Еще литров тридцать горючего осталось, больше чем на час.

— Сколько на твоих часах?

Жан Поль посмотрел на свои наручные часы:

— Десять минут третьего, то есть четырнадцать часов и десять минут.

— А по нашим часам уже пятнадцать часов и пятьдесят минут! А твои часы в самолете?

Часы в самолете показывали то же время, что и наручные часы Жан Поля.

— Но не могли же одновременно отстать и самолетные и наручные часы, притом на одно и то же время, — проворчал Жан.

— Давай, снимай свой «черный ящик», — распорядился Николай Иванович.

«Черным ящиком» на самолете называют устройство, регистрирующее параметры работы различных систем и переговоры экипажа. На Як-12 такого устройства нет, единственным прибором, фиксирующим параметры полета, является барограф, висящий на пружинных растяжках в задней части фюзеляжа, за пассажирскими сидениями, его то и назвал в шутку Николай Иванович «черным ящиком». Барограф представляет собой анероидную коробку с самописцем, и барабан с часовым механизмом. Он рисует график профиля полета по времени и высоте. Сняв барограмму, мы определили, что продолжительность полета, согласно вычерченному графику, составляла один час сорок минут. Все три прибора зафиксировали одинаковое время в пределах точности их показаний.

— Что же это получается, — сказал я, — что в самолете время шло быстрее чем здесь, на аэродроме?

— Получается, что так, — ответил Николай Иванович.

— Быть такого не может! — сказал Рудольф.

Все бурно обсуждали это непонятное явление, только один Жан Поль вертел головой во все стороны, ничего не понимая.

— А, вы помните грозу, — сказал я, — эта застывшая молния вам ни о чем не говорит? Это можно объяснить только тем, что время замедлилось!

— Если бы наше время замедлилось, — ответил Рудольф, — то наши часы бы отстали от часов самолета, а они, наоборот, ушли вперед на час сорок!

— Час сорок! — воскликнул Николай Иванович, — ведь это же полетное время Жан Поля! Он летел час сорок от метеостанции к аэродрому, и его часы отстали от наших тоже на час сорок! Значит, относительно аэродрома самолетное время сжалось до нуля!

— Что-то ты путаешь, Николай Иванович, — сказал Рудольф, — если бы его время сжалось до нуля, он бы прилетел как раз к началу грозы!

— Погоди, пока Жан Поль летел к нам час и сорок минут, у нас прошло уже три часа и двадцать минут, так?

— Так, но это значит, что наше время текло в два раза быстрее.

— Или его в два раза медленнее, — вставил я.

— Послушай, Жан, ты грозу видел? — спросил Рудольф.

— Да, спрашивали уже! Не видел я никакой грозы! Не было грозы на моем маршруте!

— А кто видел, куда ушла гроза, — спросил я, — в сторону берега или в океан?

Но оказалось, что никто не заметил, в какую сторону ушла эта гроза, она будто бы никуда и не уходила, просто исчезла, растаяла, она и появилась-то ниоткуда.

Я вспомнил неожиданную реакцию кота Васьки, который вдруг, ни с того ни с сего, убежал со стоянки. Если бы гроза подходила к острову, он бы заранее начал проявлять беспокойство, и только потом, когда в воздухе запахло дождем, убежал бы. А он среагировал так, если бы опасность возникла внезапно, вдруг.

Грозовые явления так неожиданно не возникают! Какая-то не та это была гроза, не из нашего мира. Возможно, явилась она из параллельного мира, туда же и ушла, как НЛО.

Мы запросили метеостанцию, наблюдали ли они грозу. Они ответили, что грозовая деятельность не прогнозировалась, и ни приборами, ни визуально зафиксирована не была. Потом Николай Иванович связался по радио с Александром Петровичем и попросил его собрать информацию от всех бортов, что летали сегодня в этом районе о том, наблюдали ли они грозы на локаторе. Оказалось, что в этот день ни один борт на своем локаторе гроз не наблюдал.

Мы долго еще обсуждали происшедшее, считали, строили предположения, но так ни к чему и не пришли.

— Составим подробный отчет, и пошлем в центр, — решил Николай Иванович, — пусть там научные работники разбираются.

Мы составили подробный отчет обо всем: о грозе, взявшейся неведомо откуда и неизвестно куда исчезнувшей, о застывшей молнии, о временном парадоксе, и, конечно же, о полученной от профессора Мальцева радиограмме. Прочитав внимательно отчет, Николай Иванович нахмурился и погрустнел.

— А что, если это не та радиограмма? — сказал он.

— Что значит не та? — спросил я.

— Если произошли такие парадоксы со временем, то и радиограмма могла быть отправлена еще год назад.

— Почему это год назад? — спросил Рудольф, — ведь время сдвинулось всего на час сорок минут!

Николай Иванович тяжело вздохнул.

— Все может быть, даже то, чего никогда быть не может, — философски заключил он, и медленно побрел со стоянки.