Настоящая работа для смелых мужчин

Николай Иванович знал, что самое страшное в зимовке — это не голод и холод, да и продукты питания были в самолете, так что нормы блокадного Ленинграда нам не грозили, самое страшное — это вынужденное безделье. От безделья люди звереют и сходят с ума. Но Николай Иванович нашел работу всем: дежурство на радиостанции, ведение дневника погоды, расчистка площадки подручными средствами и подготовка ее для приема вертолета, оборудование посадочных знаков из материала палатки, дежурство по кухне и прочее. Несмотря на мои опасения, на отсутствие работы никто не жаловался. В центре площадки выложили посадочное «Т», сшили из остатков палатки конус для определения с воздуха силы и направления ветра, называемый в авиации «колдуном».

По вечерам, перед сном прогревали салон, запустив двигатель на малых оборотах. Хотя и пустой дюралевый фюзеляж быстро остывал, из спальных мешков и самолетных чехлов соорудили «постель», которая все-таки сохраняла тепло до утра.

Проходили дни за днями, а вертолета все не было. Вечерами, перед сном, прогревали фюзеляж все меньше и меньше, экономя бензин, и однажды Николай Иванович сказал:

— Мы не можем больше запускать двигатель, и жечь бензин, нам нужно еще взлететь, и вернуться в аэропорт. Придется больше двигаться, и меньше спать.

И тут Саша, руководитель группы спасателей, вдруг вспомнил:

— Ребята! Так ведь на западном склоне горы есть пещера, совсем недалеко отсюда, можем ночевать там!

— Не думаю, что в пещере теплее, — сказал я, — вспомнив холод и сырость катакомб, по которым мы пытались выбраться из «города призраков».

— Да, нет же, нет! Там, если спуститься метров на десять, есть зал с поземным озером, образованным теплым источником!

— Что же ты раньше не вспомнил?! — спросил Николай Иванович. —Мы бы бензин не тратили зря!

— Да, с освещением проблемы, на всех один карманный фонарик, да и у того батарейка на пределе, на одну или две ночевки хватит, не больше.

— Да есть у нас фонарь! — сказал я. — Довольно мощный аккумуляторный фонарь, мы их для подсветки полосы ночью на площадках припасли, а когда выгружали оборудование перед полетом сюда, один оставили в самолете, так, на всякий случай.

Вечерело, надвигались сумерки, низкие, тяжелые облака плыли над самой площадкой, укрывая вершину горы своим серым, влажным покрывалом. Борьба холодного и теплого воздуха привела к образованию фронта окклюзии, который запер циклон в горах. Даже если вертолет вернется в Южногорск, он не сможет вылететь к нам на помощь, пока не установится погода. Нам остается только осваивать новое жилище, и ждать.

Саша вел нас по тропе над самым обрывом, к пещере, на западный склон горы. У Степана, который потерял солнцезащитные очки во время восхождения, и был поражен снежной слепотой, зрение постепенно восстанавливалось, и он уже мог передвигаться самостоятельно. Хотя путь к пещере занял не более тридцати минут, к концу перехода мы были утомлены, сказывался недостаток кислорода, напряжение мышц и нервов при движении по скользкой тропе над самым обрывом. Войдя в пещеру, мы с облегчением вздохнули, Николай Иванович включил фонарь.

— Ну вот, — сказал Саша, — сейчас спустимся вниз, к подземному озеру, и можно располагаться на ночлег.

Через несколько минут мы оказались в довольно обширном зале, увенчанном куполом, с которого спускались сталактиты, посреди зала в свете фонаря блестело озеро.

— Вот мы и пришли, располагайтесь, — сказал Саша, опустив на пол рюкзак.

Расстелив спальные мешки, и чехлы, мы растянулись на полу пещеры, наслаждаясь теплом и покоем. Когда усталость и нервное напряжение немного улеглись, мы начали исследовать наше жилище, освещая стены мощным лучом фонаря. Вдруг Саша воскликнул:

— Смотрите! Там что-то есть! — кричал он, показывая рукой в дальний угол зала пещеры, и эхо, отражаясь от каменных сводов вторило ему.

Там, в глубине блеснула плита, выделявшаяся на фоне серых бесформенных стен своей ровной, обработанной поверхностью.

— Похоже на склеп, — сказал я.

— Да, похоже, — подтвердил Николай Иванович, — но почему Вы не видели ее раньше? Ведь Вы же бывали в этой пещере, и не раз!

— Не знаю, — удивился Саша, — здесь раньше пыль была, камни. А сейчас, будто расчистил кто.

Плита была плотно подогнана к нише, которую она закрывала, и приподнять ее оказалось не так уж просто, но использую ножи, ледорубы и веревки, мы, наконец, приподняли плиту и обомлели. Нет, это был не склеп, не захоронение, в нише лежали свитки неизвестного нам материала, покрытого знаками, которые напоминали иероглифы или буквы древних манускриптов.

Николай Иванович взял в руки один свиток, осмотрел его внимательно и сказал:

— Похоже на выделанные тюленьи шкуры, я видел такое на Севере. Считалось, что северные народы не имели письменности, но иногда мы находили выделанные тюленьи шкуры с нанесенными на них знаками, сами местные жители ничего нам объяснить не могли. Передавали эти находки в Академию наук, но и оттуда ответа не было.

— Но откуда здесь, в горах могут взяться тюленьи шкуры? — спросил я.