Настоящая работа смелых мужчин

Однажды, в полусонном бреду осенней ночи, я снова увидел ее. Она смотрела на меня сквозь оконное стекло долгим, печальным взором. Слезинка дождя застыла на ее щеке. Она хотела что-то сказать, но не могла, и только смотрела сквозь стекло, грустными, полными печали глазами. Потом она повернулась и ушла. Она остановилась, обернулась, еще раз взглянула на меня, и растаяла в тумане осенней ночи. Она была похожа, и в тоже время не похожа на ту женщину из кафе, еще мне казалось — что-то изменилось в ней, взгляд ее по-прежнему был печален, но не было в нем той безысходной тоски, как в ту ночь, перед роковым вылетом.

Я встал, подошел к окну. За окном шел дождь, монотонно завывал ветер, раскачивая тополь у балкона. Он обрывал пожелтевшие листья и, кружа их в каком-то неистовом танце, уносил во тьму. За окном была только сырость и мрак. В дверь постучали.

Впервые за время моего пребывания в этом городе кто-то постучал в мою дверь. До этого никто никогда ко мне не обращался, кроме доктора Розенберга и моего инструктора, но ко мне в комнату никто из них не входил. Не было ни стуков в дверь, ни телефонных звонков. Я сам несколько раз пытался позвонить, но мне никто никогда не отвечал. Возможно, мне это только показалось, и в дверь никто не стучал, но стук повторился. Я подошел к двери и, не спрашивая, открыл. На пороге стоял мой инструктор, подполковник авиации. Он вошел.

— Здравствуйте, Сергей Николаевич, — сказал он.

— Здравствуйте, проходите, — ответил я, — чем обязан?

— Извините, что беспокою Вас среди ночи, но нам срочно требуется Ваша помощь.

— И чем же я могу Вам помочь?

— Вы, наверное, уже знаете про землетрясение?

— Нет, ничего не знаю, ни газет, ни телевидения, ни радио у нас нет, так что не знаю ничего, что творится в мире.

— В горах Армении произошло землетрясение. Полностью разрушен город, пострадали близлежащие села. Мы подготовили самолет с ротой десантников для оказания помощи пострадавшим. Но случилось несчастье. По дороге на аэродром командир Ил-76-го, который должен сейчас вылетать, попал в аварию. Его только что отвезли в госпиталь, жизнь в не опасности, но за штурвал он сможет сесть не скоро.

— И чем же я Вам должен помочь?

— Но Вы же были командиром Ил-76-го!

— Вот именно, был. Я уже год не летал после катастрофы. Я не могу сесть за штурвал. Ввод летчика в строй после большого перерыва, особенно связанного с летным происшествием, — длительный и не простой процесс. Нужна серьезная подготовка. Это Вам не автомобиль — сел и поехал. Что у Вас нет другого экипажа?

— Ни другого экипажа, ни другого командира у нас нет.

— И самолет у Вас единственный в ВВС? Вызовите самолет с другого аэродрома!

— На это уйдет масса времени, а счет идет на часы, даже на минуты. Чем позже мы туда прилетим, тем меньше шансов спасти тех, кто еще остался в живых.

— А как Вы расцениваете шансы угробить тех, кто должен лететь на помощь пострадавшим?

— Но Вы же опытный летчик, что Вы такое говорите!

— Потому и говорю, что опытный летчик. Я был летчиком, понимаете, был! Летчик должен летать, а я уже год сижу на земле! Я не могу лететь прямо сейчас, без подготовки. Вы же авиатор, должны понимать, что пилот без постоянной практики теряет свою квалификацию.

— У нас многие пилоты не имеют той летной практики, которая необходима. С тех пор как Вы последний раз сидели за штурвалом, многое изменилось. Самолеты стоят на земле. Нет горючего. Каждый вылет, это событие. Летные училища выпускают офицеров, пилотами их назвать нельзя, они не имеют ни единого часа налета! Мы с таким трудом собрали этот экипаж, нашли единственный самолет с ресурсом, и на тебе! Командир едет на аэродром, спешит, его заносит на скользком повороте, машина переворачивается, и он с сотрясением мозга оказывается в госпитале.

— Но ведь то, что Вы предлагаете — это бред! Вы не могли придумать ничего лучшего, как взять бывшего летчика из сумасшедшего дома и посадить за штурвал самолета! Ну ладно, я живу в городе сумасшедших, но Вы-то живете в нормальном городе, в нормальной стране!

— Мы живем в нормальной стране? — подполковник рассмеялся. — Да вся наша страна превратилась в сплошной дурдом! Вы даже не представляете себе, что творится в государстве и в армии!

— Неужели все так плохо?

— Лучше не спрашивайте, сами увидите! А насчет Вас, так это напрасно. Во-первых, это не сумасшедший дом, а клиника психологической реабилитации. А во-вторых, мы уже справлялись о Вашем состоянии, Вы прошли полный курс, и Вас на днях должны выписать.

— А как на счет заключения медкомиссии о пригодности к летной работе? Кто меня допустит к полету без медицинских документов?

— Ну, это не более чем формальность. Это я беру на себя.

— А не слишком ли много Вы берете на себя? Лететь-то мне! Хотя бы один вывозной полет, для восстановления уверенности в себе Вы мне дадите?

— У нас нет такой возможности. Но Вы прекрасно справлялись с самыми сложными задачами на тренажере. В Вашей подготовленности я ничуть не сомневаюсь.