Положение казалось не таким уж безвыходным, по крайней мере, у нас возник план, хорош он был или плох, но в любом случае, это было лучше, чем полное бездействие. Оставалось дождаться следующего дня, все это время я провел в Колином номере, размышляя над тем, где сейчас доктор Архангельский, удалось ли ему что-либо разузнать, действовать без него мы не могли, отсутствие каких-либо сведений о нем доводило меня до отчаяния, я уже жалел, что рассказал ему всю эту историю. День прошел, наступила ночь, устроившись на небольшом диванчике в Колином номере, я никак не мог уснуть. За окнами выл ветер, в умывальнике из крана капала вода, и в завывании ветра, и звуках капель воды чудились чьи-то голоса: один грозный и суровый, рокочущий, роковой; другой тихий, вкрадчивый, но монотонный, не стихающий ни на минуту. Этот диалог сонным бредом проникал в сознание, наполняя его тревогой и беспокойством, потом он перешел в сон, какой-то нелепый, незапоминающийся, но оставивший тяжелый, мутный осадок на душе после пробуждения. Когда я проснулся, ветер утих, а вода все так же капала из крана. Я встал, подошел к умывальнику, попробовал закрутить кран, но он уже был затянут до предела, и все мои усилия оказались напрасны. Коля уже ушел на прием к доктору, на процедуры и тренинг. Весь день провел я в комнате, томясь от одиночества и безделья, а вечером мы встретились снова все трое на том же месте.
— Ну, что, — спросил Коля Матвеева.
— Движения рук запомнил, варианты расписал, не так уж много, всего четыре.
— Так, что, сегодня ночью идем? — Коле не терпелось, он рвался в бой.
— Нет, еще рано. Нужно убедиться в том, что код доступа не меняется в течение суток, кроме того, проверить, не ошибся ли я. Учтите, у нас только одна попытка, если не получится, второй раз доступа к компьютеру у нас не будет.
— Нужно еще дождаться доктора Архангельского, — сказал я, — без него мы не разберемся в медицинских документах.
Доктор Архангельский появился только вечером третьего дня. Он был обросшим, усталым, одежда его была грязной и мокрой, но глаза его светились лукавым огоньком, чувствовалось, что поиски его были не напрасны. Мы обнялись.
— Станислав Викторович? Что случилось? — спросил я. — Да, Вы же промокли насквозь! Вам нужно срочно переодеться!
— Все ерунда! — отмахнулся он. — Главное — я нашел выход!
— Вот это да! — воскликнул я. — Что? Где? Как? Ну, говорите же!
— Да, не спеши ты, сначала с ребятами познакомь, а то даже вздохнуть не даешь.
Я представил ребят, рассказал о нашем замысле, Станислав Викторович внимательно слушал Валеру, задавал вопросы, уточняя и оценивая ход предстоящей операции, и отнесся к нашему предложению с одобрением, по крайней мере, ничего другого никто предложить не мог. Выслушав нас, он рассказал и о своих приключениях, той находке, которая придавала смысл всему нашему предприятию.
— Вы представляете себе! — сказал он. — Но я действительно нашел выход! Я решил исследовать этот город более детально, особенно окраины. Ведь, если выход существует, то он должен находиться никак не посреди города. Я понимал, что это замкнутое пространство, но то, что я увидел, показалось мне чем-то, лежащим за гранью реальности.
Я шел по улице, которая вела от центра, куда-то на восток. Улица была прямой, перспектива просматривалась, насколько хватало взгляда. Постепенно, пейзаж стал все более напоминать окраины: многоэтажные дома сменялись одноэтажными, хозяйственными постройками, бараками непонятного назначения; асфальт сменился многочисленными колдобинами и ямами; справа, вдали от дороги показалось болото, заросшее камышом. Казалось, еще немного, и город закончится, но вскоре мне стали снова попадаться многоэтажные дома, асфальт сделался ровным и гладким, и то, что мне казалось болотом, поросшим камышом, оказалось городским парком. В конце концов, я пришел в то же самое место, откуда вышел. Я шел по другим улицам, менял направление, сворачивал в сторону с дороги, обошел все свалки и пустыри, лазил по каким-то нагромождениям камней, но неизменно всегда возвращался в одно и то же место, к городскому парку.
Меня охватило отчаянье, мне не повстречалось ничего, что бы могло, хоть каким-то образом, напоминать выход из этого вольера. Я помню, что мы въезжали в город через ворота и КПП, на котором стояла охрана, но ничего подобного я нигде не увидел. Но ведь была же у города связь с внешним миром! Люди прибывали в этот город и убывали из него, завозили продукты питания, оборудование. Не может же этот канал открываться прямо посреди города! Но оказалось, что может! Меня подвел стереотип мышления — выход должен быть у края. Но не может быть края у бескрайнего пространства! Хоть пространство это замкнуто, ограничено, но у него нет ни начала, ни конца. Я оказался в глупейшем положении, положении древних наших предков, представляющих себе мир в виде плоского блюда, покоящегося на трех китах.