Настоящее Имя. Беседы о "Джапджи-сахиб" гуру Нанака

Однажды император Акбар[18] сказал Тансену, своему придворному певцу, что хотел бы увидеть его учителя и услышать, как тот поет. Акбар сказал:

— Вчера вечером, после твоего ухода, меня посетила мысль: ты величайший из певцов, и никогда не было и не будет равного тебе. Ты достиг совершенства в музыке. Но я подумал: ведь наверное ты должен был у кого-то учиться, у тебя был гуру, и может быть, он превосходит тебя. И я хотел бы увидеть твоего учителя и услышать, как он поет.

— Это очень сложно, — ответил Тансен. — Ты прав, у меня есть гуру, и он еще жив, но ты не можешь пригласить его ко двору, потому что он не явится по твоей просьбе. Он поет, как поют птицы. Кукушка никогда не станет куковать, если ты будешь просить ее об этом. Чем больше ты будешь просить, тем дольше она будет молчать, потому что она начнет раздумывать, чего же ты просишь. Ты можешь услышать моего гуру только тогда, когда он сам решит петь. Если ты действительно так хочешь этого, мы можем поехать к нему, спрятаться за его хижиной и подслушать. Если прямо подойти к нему, он может прекратить петь.

Гуру Тансена, факир по имени Харидас, жил в хижине на берегу реки Джамны. Каждое утро, часа в три, перед рассветом, он сидел на берегу и пел в экстазе. А пел он, как птица, — ни для кого, ни про кого.

Акбар и Тансен добрались до хижины в два часа утра. В три послышалось пение. Акбар слушал, как завороженный, из его глаз лились слезы. Когда они ехали обратно, он не произнес ни слова, ничего не сказал Тансену. Он как будто даже и не понимал, что Тансен едет с ним рядом. Лишь сходя с колесницы, Акбар обратился к Тансену:

— Я думал, что тебе нет равного, но сегодня я убедился, что твой учитель намного превосходит тебя. Почему это так?

Тансен ответил:

— Неужели нужно спрашивать? Я пою тебе, а мой учитель поет только Богу. Когда я пою, я смотрю на тот подарок, который получу от тебя за пение, потому что я так зарабатываю на жизнь. А мой учитель поет не для чего-нибудь, он ничего не ждет в награду. Наоборот, он поет, только когда уже получил что-то. Когда он настолько переполнен присутствием Бога, той благодатью, которую он получает свыше, волны экстаза захлестывают его сердце, переполняют его благодатью Божьей — и он поет, он отдается этому потоку и изливается песней. Песня для него — отзвук Бога, а для меня — средство к существованию. Я смотрю на то, что хочу получить за свою песню, и поэтому я пою хуже, ты абсолютно прав. Как я могу стать рядом с моим гуру? Неважно, насколько хорошо я владею голосом или умею перебирать струны, — мох душа никогда не вливается в мою песню. Я — специалист, профессионал, а мой гуру — нет. Он поет, как поют птицы. Я рядом с ним — никто.