Настоящее в будущем (СИ)

Конечно, Роланд и раньше слышал об этой девушке, но лично видел впервые. Она была очень красивой и очень маленькой. Пять с половиной футов, не больше. Длинные каштановые волосы до поясницы и очаровательная белоснежная улыбка. Одета она была очень ярко, броско: ярко-жёлтые брюки и небесно-голубая рубашка с рукавами, закатанными по локоть, синяя кепка и кеды, и разные носки. Движения её были небрежными, немного пацанскими, но не лишенными изящества.

— Колетт Голд, — она выплыла из-за спины Робин и протянула ему руку для рукопожатия, на которое Роланд с удовольствием ответил.

— Роланд Гуд, — улыбнулся Роланд. — Очень рад встрече.

— Взаимно, — улыбнулась Коль, в её глазах запрыгали озорные огоньки.

И Роланд заглянул в эти глаза. Тёмные, большие и очень живые. Они могли выразить очень многое, но в ту минуту Роланд не пытался угадывать то, о чём они говорили, или о чём молчали, так как он, Роланд Гуд, потерял своё сердце. И потерял его навсегда.

Следующие пару недель Роланд, словно телохранитель, повсюду таскался за девушками. Как же неловко ему было в присутствии Коль! Он часто не понимал, о чём она говорит и шутит: так быстро она перескакивала от одной мысли к другой. Ещё его поражало, что когда он начинал говорить, а точнее, просто пытался говорить, она замолкала и обращалась в слух, смотрела на него внимательно-внимательно, будто он действительно должен был сказать что-то важное и серьёзное. И он часто терялся и бормотал нечто невнятное, но она неизменно награждала его ободряющей улыбкой, только вот в глазах плясали всё те же озорные искорки, наводящие его на неутешительную мысль: в душе Коль над ним смеётся. Некоторое время спустя Робин начала их бросать, и они вдвоём бродили по городу. Тогда Коль бывала серьёзнее, задумчивее, и Роланд начал рассказывать ей то, что и Робин не мог. Всё, что лежало на душе, а она слушала, внимательно разглядывая его лицо. Он, большой и неуклюжий медведь, почему-то был интересен этому маленькому, озорному чижику. Действительно интересен. И однажды случилось страшное: Колетт пригласила его на свидание. Да-да, просто взяла и пригласила.

— Я заеду за тобой в десять вечера, — очень серьезно сказала она. — Не подведи меня.

— Я… Что? — растерялся Роланд. — Ты знаешь, сколько тебе лет?

— Да. И я по-прежнему заезжаю за тобой в десять.

— А права у тебя есть?

— Нет. И я по-прежнему заезжаю за тобой в десять.

— Ты… Я… Это не. — забормотал Роланд.

И тут она его поцеловала. Очень неумело, но старательно. Удивительно, как дотянулась только.

— По-прежнему в десять, — Колетт похлопала его по плечу, спрятала руки в карманы очередных ярких брюк и, не оглядываясь, ушла.

Роланд знал, что не должен был соглашаться. На это было три веских причины: во-первых, она была дочерью мистера Голда; во-вторых, она была младше его на шесть лет и ей не было даже семнадцати; и в третьих, она всё ещё была дочерью мистера Голда. Но, видимо, он полностью утратил инстинкт самосохранения и способность разумно мыслить, потому что он ждал её ровно в десять, и ровно в десять перед ним затормозил старенький трёхдверный чёрный фольксваген поло. Пассажирская дверь резко распахнулась.

— Запрыгивай! — рассмеялась Коль.

Он подчинился, и она надавила на газ. Они выехали тогда за границы Сторибрука, чтобы никто их не увидел. Во время этой увеселительной поездочки Роланд успел попрощаться с жизнью пару-тройку раз, но ничего плохого не произошло. Похоже было, что она правда знала, что делает, потому что так вести машину могли только два типа людей: те, кто умеет это делать, и те, кто просто отбитые на всю голову.

— Ты сумасшедшая, знаешь? — крикнул ей Роланд и почему-то рассмеялся.

— Есть такое, — отозвалась она, — но не бойся! Я знаю, что делаю. Вот смотри!

После этих слов она поехала задом наперёд. Ночью, по трассе. Роланд прикусил зубами собственный кулак.

— Да брось ты! Это дорога на Сторибрук! Тут машин других и не бывает! — фыркнула Коль.

— И часто ты так?

— На такой скорости — впервые! Одной было страшновато!

Это вероятно должно было “успокоить” его, но на самом деле она просто говорила всё как есть.

— Твой отец вообще знает об этом? — спросил Роланд, пытаясь нащупать кнопку «стоп».

— Нет, — улыбнулась Коль, — но я ему обязательно расскажу. Недельки через две. Чтобы злился не сильно. А иначе — убьёт. Кого-нибудь… Ты боишься моего отца?

— Я не знаю, — сказал Роланд, немного удивлённый её прямотой, — Думаю, да. А кто его не боится?

— Он не такой уж и страшный.

— Да, для тебя, — усмехнулся Роланд.

— Нет, правда, — начала уверять Коль, — он умеет слушать. Всё дело в отношении. Если ты обращаешься к Румпельштильцхену-человеку, то будешь говорить с человеком. А если к Тёмному, то уж извини. Тебе нечего бояться, я думаю.

— Ты его очень любишь, да?

— Да, — кивнула Коль, — очень. Он мой лучший друг. Только Робин не говори — надуется.

Роланд клятвенно пообещал ничего не говорить Робин, а сам на мгновение испытал ревность, мему стало немножечко гадко от этого некрасивого чувства. Ведь он и сам до сих пор скучал по своему отцу и берёг его память.