Настоящее в будущем (СИ)

Коль видела, насколько внимательной стала мама, задав последний вопрос, и ещё уловила её страх. Каким-то образом она сообразила, что Белль боится правды не узнать, боится быть обманутой, боится остаться в стороне. И Коль солгала, не отдавая себе отчёта в том, почему она это сделала.

— Уродливый человек затащил нас с Робин в туннели и порезал Робин, — сказала Коль, — а потом пришёл папа, и он его испугался и убежал прочь. Это всё.

— Хорошо, если это всё… — кивнула Белль. — А теперь засыпай. Но обязательно зови, если что-то пойдет не так. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мама, — прошептала Коль.

Папа и правда ничего не сказал Белль, как и сама Коль. А Робин ничего не сказала своей матери, Зелене, но все пятеро знали правду, а если не знали наверняка, то были в догадках своих верны.

Коль не заснула в ту ночь, выждала немного времени и решила найти отца, надеясь, что он вернулся домой он. К счастью, он вернулся. Коль обнаружила его в маленьком тесном кабинете, меньшем, чем тот, что был в их Нью-Йоркской квартире. Он лежал на спине, на коричневом кожаном диване, прикрыв глаза рукой. На журнальном столике возле дивана стояла початая бутылка виски и стакан. Услышав её тихие шаги, когда она частично успела протиснутся в узкое пространство, он резко сел и ненадолго застыл при виде её.

— Коль, — папа отвернулся, стараясь не смотреть ей в лицо, — иди спать. Тебя не должно быть здесь.

Где здесь? В этом кабинете, в этом городе, в этом мире?

— Я бы хотела, но не могу, — тихо сказала Коль, неуверенно пересекла комнату и села на диван. — Мне кажется, нам нужно поговорить.

— Я напугал тебя? — спросил папа, больше не отворачиваясь, глаза его стали прежними — тёплыми и спокойными. — Прости меня за это, моя девочка.

— Поначалу да, — призналась Коль, — но ведь иначе было нельзя. Или можно?

Он опять отвернулся, рассматривая свои руки.

— Почему она хотела, чтобы ты убил её? — прямо спросила Коль. — Почему?

Он невесело усмехнулся, покачал головой.

— Потому что такая жизнь была ей в тягость, — ответил он очень серьёзно и не менее серьёзно добавил, — также, как однажды мне станет моя.

— Но ты ведь не умрёшь, правда? — Коль обхватила его руками. — Правда ведь?

— Нет, что ты, — успокаивал папа, пытаясь свести всё к шутке. — Не сегодня. Не сейчас. Кто же защищать тебя тогда будет? С твоей-то тягой к неприятностям?

— Прости, — пискнула Коль, — это я во всем виновата.

— Помнишь, что я говорил тебе раньше? Ты ни в чём не виновата. Даже думать об этом забудь, виноватая моя.

— Но…

— Коль, в плохом виноват преступник, — перебил её папа, — а не жертва, которая случайно подвернулась ему под руку, понятно?

— А что ждёт тебя? Ты ведь, вроде как, убил её.

— Накажут ли меня? — он искренне рассмеялся на этот раз. — Ты сейчас находишься в особом городе, Коль. Если бы тут сажали в тюрьму за убийство, особенно подобное убийство, то посадить пришлось бы всех.

— И маму?

— Ну, кроме неё, — улыбнулся он, а потом серьезно отметил, — ты как-то слишком легко на это реагируешь.

— Она бы убила меня. Убила бы Робин, — сказала Коль, — и остальных. Знаешь, я будто почти любила её. Я знала: она убьёт меня, но при этом любила её, даже хотела, чтобы она сделала всё это со мной. И потому мне особенно страшно. Умереть от руки того, кого любишь… Что может быть ужаснее? Я рада, что её больше нет.

Папа ничего не ответил ей на это, только обнял. И ей было этого достаточно. Она действительно тогда думала, что нет ничего ужаснее, чем умереть от руки того, кого любишь, но в сущности ужаснее оказалось стать тем, кто на эту участь обрёк. Сейчас она понимала, почему жизнь стала той ведьме в тягость. Сколько моральных дилемм решала граница между ненавистью и любовью?

В тех туннелях были и другие комнаты: шериф и капитан нашли где-то около четырех. В одной из них истощённые и грязные пленники готовились проститься с жизнью. Но Эмма Джонс, Лиам Джонс, Реджина Миллс, Томас Хэйден, Александра Герман, Иветта Розенблум вновь увидели свет. Один мальчик, семилетний Джон Хармон, всё же был убит. Его родители были самыми обычными людьми, пусть и живущими в магическом мире. Произошедшее было сложно донести до них. На похороны Джона собралась добрая половина города, но Голды в полном составе отсутствовали. Быть может, потому, что чувствовали себя чужими в Сторибруке, а быть может, потому, что им было очень сложно хоронить ребёнка, особенно когда едва не потеряли своего.

Жизнь, тем не менее, не стояла на месте. Совсем скоро всё стало почти как прежде. Папа уладил дела в Нью-Йорке, собрал все документы и привёз вещи, не забыв пригнать старый чёрный кадаллак. Собравшись вместе, глядя на коробки с вещами, они печально вздохнули, дабы ознаменовать начало новой жизни, и Коль опять почувствовала себя виноватой.