Настоящее в будущем (СИ)

Его кабинет занимал большую комнату рядом с лестницей, оформленную в тёмно-красной палитре, уставленную мебелью из красного дерева. В основном шкафы с папками — результаты его юридической практики в Нью-Йорке. Помимо них - пара столов, один из которых Белль поставила здесь для себя, чтобы холодными вечерами не сидеть в насквозь продуваемой домашней библиотеке, но на самом деле ей просто хотелось составить ему компанию. Кожаный диван, который также чаще использовала его жена, и очень редко он сам присоединялся к ней, если было настроение; пара никем не используемых кресел пылилась у стены, один старый стул прямо перед его столом, на который садились его дети, по очереди забегающие то за одним, то за другим, бар, в котором мирно ждала парочка бутылок шотландского виски двадцатипятилетней выдержки, и дожидалась в особенно противные осенние вечера. Полки были уставлены множеством занятных, но малопригодных безделиц, вроде маленьких серебряных статуэток, декоративных гильотин для сигар, антикварных игрушек, маленьких старинных часов. Сейчас именно одна из этих безделиц привлекла его внимание. Он как-то неосознанно взял с полки маленький серебряный маятник, переставил на стол и легонько толкнул пальцем металлический диск.

— Завораживает, не правда ли? — раздался за спиной его собственный голос, но только немного другой, полудетский, издевательский.

Голд резко обернулся и столкнулся лицом к лицу с Тёмным собой.

— Убирайся, — спокойно велел ему Голд, пусть и был немного напуган присутствием такого гостя.

— Зовёшь, а потом выгоняешь? — издевался Тёмный, — Фу, как невежливо!

— Я не звал тебя. Уходи.

— Но ты позволил мне вернуться, — Тёмный сделал несколько шагов вперёд, потом немного в сторону, заставляя Голда поворачиваться следом за его плавными движениями, — в твои мысли. Чего невесел? Радуйся! Мы в очередной раз избежали смерти!

— Я избежал, — резко возразил Голд. — Ты бы просто поменял лицо.

— И поменял… — задумчиво протянул Тёмный, приблизившись так близко, что Голд мог во всех мельчайших подробностях рассмотреть его мутные серо-сине-зелёные глаза и золотистые складки кожи, — правда, я уже привык к твоему лицу. И мы оба знаем, что ты мёртв.

— Реальность поменялась.

— Но это не значит, что той реальности больше нет. Она, может, застыла, но всё ещё существует. И всё ещё может стать правдой. Ничего не берётся ниоткуда и никуда не девается, Румпельштильцхен! Тебе ли не знать?

— Я не позволю тебе запутать меня, — Голд отступил на шаг, прекрасно понимая, что его внутренний демон абсолютно прав.

— Очнись, дорогуша! — эксцентрично вскрикнул Тёмный. — Враг твой стоит на пороге! И это наша общая проблема! Я нужен тебе.

— Конечно, нужен, — смиренно признал Голд, но потом добавил уточнение, — но не как советчик. Я сам приму решение.

— Тогда почему я здесь? — процедил Тёмный сквозь зубы.

Голд попытался отыскать ответ на этот вопрос, посмотрел на ещё колеблющийся маятник. И тут колебания затухли, Тёмный исчез, и кто-то робко постучался в дверь кабинета.

— Да, — кашлянул Голд, садясь за стол, — входите.

— Пап? — из-за двери показалась голова Коль. — Не помешаю?

— Конечно, нет, — облегчённо улыбнулся Голд. — Проходи, садись. О чём хотела поговорить?

— Даже не знаю… — пожала плечами Коль и опустилась на стул напротив него. — Адам ведь прав…

— Несомненно, Адам прав, — вздохнул Голд. — Но мы не допустим, чтобы всё обернулось так. Не в этот раз. Не найдёшь пару минут, чтобы подумать о будущем?

Он вспомнил, что пришли ответы из университетов. Конверты он сгрёб вместе с другой почтой и сложил в ящик стола, но самое важное отметить успел, и потому легко выцепил из стопки бумаг несколько больших конвертов.

— Колумбийский, Дартмут, Принстон, — он бросал перед ней конверты, — и, о, Калифорнийский!

— А Йель? — слабо улыбнулась Коль.

— А Йель — нет, — улыбнулся он ей в ответ. — Ты же сожгла дом!

— Не доказано!

— Приемной комиссии Йеля неважно.

Она повертела конверты в руках, не проявляя к ним особого интереса. Эта тоска, эта потерянность в её глазах преследовали его с самого утра, уязвляли, потому что он чувствовал себя причастным к её страданиям.

— Как ты? — осторожно спросил Голд.

— Никак, — тихо сказала Коль. — Как ты справляешься с этим?

— Боюсь, мой способ не для тебя, — вздохнул Голд, подбирая в голове правильные честные слова, способные помочь ей. — Мои руки в крови, Коль. Я столько всего натворил, что наверное, покончил бы жизнь самоубийством, почувствовав вину перед каждой своей жертвой. Нет мук страшнее мук нечистой совести. Защищаясь от этого, я обратил в камень своё сердце, жизнь в котором многие годы поддерживал только Бэй. Потом оно смягчилось, когда я полюбил твою маму, и забилось с новой силой, когда появилась ты, а потом и твои братья. Здесь три варианта. Первый — уморить себя чувством вины. Второй, мой вариант, — принять это как должное и убеждать себя, что так было нужно. И третий — попытаться быть человеком с грузом всех совершенных когда-либо ошибок. И этот путь самый верный.

— И самый сложный.