— Армель мне сама открылась. Кстати, отличная баба, такое в постели вытворяет. Они давно переписываются и тайком встречаются у неё дома. Или ты думаешь, она приехала в Ванагорию пейзажами любоваться?
— Ложь, — выдохнула я.
А ревность уже загоралась в груди, мешая здраво мыслить.
— Правда? А ты проверь и убедись сама.
— Не буду. Я доверяю Леонарду.
— Наивная крошка Айола. Мне так жаль тебя. Но ничего, я смогу тебя защитить.
Виконт снова потянулся ко мне, и я не выдержала.
— Прекрати! Великие, Эйдан на кого ты стал похож? Смотреть жутко.
— Так спаси меня. Спаси и я сделаю тебя счастливой.
— Я уже счастлива. И мне жаль, что ты этого не понимаешь.
— Не надо, Айола. Не надо играть с моими чувствами.
С чем тут играть? Ведь чувств нет. А то, что сжигало его сейчас, лишь наркотический дурман, создавший для мужчины свой собственный придуманный мир.
Сзади громко хлопнула дверь, которую кто-то пинком выбил из проёма. Стукнувшись о стену, она жалобно повисла на сломанных петлях.
Я уже знала, кто там, еще до того, как повернулась.
Леонард.
— А вот и твой муж, — радостно хохотнул Эйдан и закашлялся. — Привет, бывший друг!
— Айола, идём, — ледяным тоном произнёс муж.
— Лео, я…
— Я сказал идём.
— Надо же, как он тебя. Будто собачонку подозвал, — издевательски протянул виконт, за что и получил по лицу.
Всего доля секунды, я даже не успела что-нибудь заметить. Вскрикнула Мергери и бросилась утешать поверженного любовника. А Торнтон вновь повернулся ко мне.
— Идём.
Ослушаться я не посмела, подхватила юбку и выбежала, бросив последний взгляд на поверженного мужчину, неожиданно ловя его довольный взгляд, который Эйдан не успел спрятать.
— Леонард, послушай, — произнесла я через две минуты жуткого молчания, которые мы провели в карете.
— Я ничего не просил, — прервал он меня, продолжая изучать пейзаж за окном. — Никогда. Кроме одного. Давал всё, что ты хотела, и просил лишь об одном — не встречаться с Эйданом.
— Прости, но…
— Ты мне солгала.
— Я тебе не лгала, — тут же возразила в ответ и нахмурилась, что-то не давало мне покоя, но я никак не могла понять что. — И я знаю, что нарушила твою просьбу. Но стоял вопрос жизни и смерти.
— Это предательство.
Я тяжело сглотнула.
— Ты неправ.
— Давай пока помолчим. Не уверен, то могу сейчас нормально мыслить. Поговорим потом, когда я немного остыну. Пока мы не наговорили друг другу лишнего.
А я неожиданно поняла, что не давало мне покоя.
Розы.
От него удушливо пахло розовой водой.
Я уже чувствовала этот аромат. Армель. Эта стерва…
Скользнула взглядом по мужу, пытаясь хоть что-то рассмотреть по его непроницаемому лицу. И надо было ему в этот момент повернуть голову, показывая тугой воротник рубашки, на которой ярким огнём алел цвет от помады.
… И сердце будто разорвалось на куски.
Нет, я не должна была верить этому. Не должна.
А механизм уже был запущен. Оставались последние штрихи, доказательства, которые я получила уже вечером.
Прибыв в особняк, Леонард велел идти в спальню, при этом приказав двум лакеям меня сопровождать, как провинившегося ребёнка. Обидно до слёз.
Вбежав в покои, я громко хлопнула дверью (точно дитё неразумное) и застыла тяжело дыша.
Перед глазами всё еще красной тряпкой алел след от помады на рубашке моего мужа. Муж мой, а помада не моя. И запах тоже не такой, чужеродный, слишком сладкий.
Я села на кровать, беря в руки одну из небольших разноцветных подушек, которые купила вчера во время прогулки по магазинам, желая добавить красок в нашу безликую спальню, и прижала её к себе, впиваясь ногтями в мягкую ткань.
— А что хотела, глупая? — глухо спросила сама у себя, с раздражением откидывая подушку прочь и снова вскакивая. Сидеть на одном месте было просто невыносимо. Надо действовать. — Выходя замуж, отлично же понимала, что верности от Торнтона ждать не следует. И не ждала. Не хотела. Знала, что он дамский угодник и любимец женщин.
Конечно, знала, но не думала, что всё произойдет так скоро.
Но это было тогда. До того, как непрошенные чувства поселились в сердце, а жгучая ревность затуманила разум.
Всё изменилось. Неуловимо, непонятно и быстро. Одна только мысль о том, что Леонард мог трогать эту маркизу, что её хищные коготки впивались в его плечи, а порочные губы жадно целовали лицо и тело, заставляла кулаки сжиматься от злости.
Мне казалось, что любить я больше не смогу. Что всё сгорело, превращая сердце в грязный пепел.
Страсть и желание — да. Но только лишь это.
Хватило всего двух недель, чтобы всё изменилось.
Но почему и как, я до сих пор не могла понять. Никакого ухаживания, цветов, конфет и страстных обещаний. Просто ощущение защиты и тепла.
И теперь это у меня хотели отнять.
Не позволю!
Как бы больно сейчас не было, неизвестность убивала сильнее.
Я должна знать правду. Должна, пока не поздно всё изменить.
— Не могу так больше, — прошептала своему отражению в огромном трюмо и решительно вышла из покоев.
Конвоя из лакеев там не наблюдалось. Видимо надоело стоять у покоев непослушной графини и ушли по своим делам.