Настоящие индейцы

Но Ида Рафферти меня подрубила. Макс, как и все представители его сословия, имел какие-то предрассудки, которые заканчивались на пороге спальни. Макс мог склеить принцессу и нищую, причем в один день. Но прежние его подружки были привлекательны. Среди них встречались талантливые музыкантши и художницы, хваткие бизнес-леди и опытные брачные аферистки. Были милые простушки и дамы с учеными степенями. Не обязательно яркие красотки, но всегда, как говорится, с изюминкой. Со смыслом. А вот таких, как Ида — никаких, — извините, не было, Макс их просто не замечал. Да, по словам Санты, Макс спал с Идой вынужденно. Из-за ее шантажа и от общей безысходности. Но, простите, кому мы врем? Мужчина не сможет овладеть женщиной, если совсем не хочет ее. Значит, хотел.

И это открытие заставило меня иначе посмотреть на Макса. Любил ли он меня? Сомневаюсь. Если мужчине настолько безразлично, с кем спать, он не способен любить. А слова… я тоже их много знаю. И умею составлять в красивые фразы. Макс относился ко мне как к вещи. Как к своей собственности. Неважно, каковы ее свойства — лицо, характер, жизненные цели, — Максу важно держать ее при себе. И только. Потому что, как большинство мужчин такого типа, он больше всего боялся оказаться брошенным.

А я? Любила ли его? Сейчас я сомневалась уже и в этом. Мне было неполных девятнадцать, когда мы поженились. Макс был самым красивым и самым желанным из всех. Наверное, я была увлечена им, увлечена до слепоты. Но разве это любовь?

Почему-то мне подумалось, что даже Дик Монро, гордившийся своим бездушием, по-своему любит меня. Любил тогда, когда вчерашняя школьница оказалась в его постели, любит сейчас. Дорожит мною. Сочувствует, старается помочь. Мы долго не виделись, мне донесли, что Дик очень-очень мною недоволен, я ведь бросила его. Но при встрече он сказал: «Делла, у меня есть кое-что интересное для тебя». И то, что он поведал, было не просто интересно — крайне важно. Макс считал, что меня должны интересовать только наши отношения, причем в определенном ключе — когда мы снова обвенчаемся. Ругался, когда выяснялось, что у меня другие приоритеты. Но ничего не менял. А Дик твердил — Делла, я к тебе хорошо отношусь, мы были друзьями, это ценно, — но ни разу не заговорил о возобновлении романа. Притом давал понять, что я нужна и интересна ему. А ведь он знал сотни женщин, половина из которых была намного красивее меня. А что Макс? Ничего. Его не волновало, чем я дышу.

Зря я понеслась через всю галактику спасать его. Проклятье, когда ж я научусь слушать Августа… Мне стало больно, когда я вспомнила его. Очень больно. Наверное, Август с его гениальными мозгами с самого начала понял, что Макс жив и превосходно может выбраться сам. Не сказал мне — как обычно, потому что не было доказательств. Август терпеть не может делиться предположениями. И неважно, что его предположения, как правило, совпадают с истиной на сто процентов. Август не мог знать, что здесь есть старый, но исправный корабль. Но зато он знал, что мне здесь делать нечего. Мне нисколько не было обидно из-за того, что Август намного умнее меня. Мне было стыдно, что я так поступила с ним. Я ведь его предала. Вот его — предала. Я же знаю, как он зависим от ближайшего окружения, как тяжело переносит малейшие перемены. И пусть он не видит во мне женщину. Ей-богу, когда в тебе видят человека, совершенно неважно, хотят ли тебя.

Я дура, я просто дура. Рядом со мной был прекрасный человек. Очень сложный. Очень глубокий. Один из немногих, кто действительно заслуживал — быть понятым, принятым и одобренным. Если кто и стоил душевных усилий, так это Август Маккинби. А я променяла его на иллюзорную мечту. Обиделась, как школьница, что меня отвергли. Притом, что меня толком и не отвергли. Просто объяснили, что мной дорожат, но это не любовь. Это дружба. А я не умею дружить. Права была Мелви, сказав, что я слишком маленькая. Не умею еще понимать ценность дружбы. Верю в романтические сказки. Ищу какой-то неземной страстной любви. И того не понимаю, что любовь определяю по словам и позам. А ведь истинные чувства очень негромкие. Зато сильные и надежные. Как Август…

Из-за угла, куда потащилась Ида, донеслись странные звуки. Кажется, ее рвало. Но как-то натужно, неестественно. Санта подняла голову, прислушалась, потом вернулась к домашним хлопотам.

— На ранчо у моего деда служил объездчик, — ровным тоном сказала я. — Старый и мудрый. Он в таких случаях говорил: не хочешь срать — не мучай жопу.

Санта согласилась.

Ида, придерживаясь за стену, вышла к крыльцу. Выглядела она еще хуже, чем пять минут назад. Но на лице появилось странное выражение — то ли злорадства, то ли торжества.

— Мне было плохо, — объявила она. — И вчера тоже. И позавчера. Просто я ничего не говорила, не хотела беспокоить. Я поняла: наверное, я беременна. От коммандера. Он благородный человек и не бросит женщину, которая носит его ребенка. Пойду, скажу ему об этом.

И быстренько шмыгнула в дом. Мы с Сантой переглянулись.