Настоящие индейцы

– Тут есть два разных аспекта. В принципе, все эксперименты показали безопасность. Системы Чужих настроены на защиту и сохранение живого, вне зависимости от наличия разума. Хилирский тоннель сейчас проходят, закрепив на внешней обшивке скафандр с посаженной в него кошкой. Кошки путешествие хорошо переносят, есть уже опытные астронавтки. В принципе, особой нужды в этом нет, это средство дополнительной безопасности. Но что касается освоения нами чуждой техники… Увы. Поверхностное знакомство далось легко, но и только. Нам доступны только самые примитивные функции. Математик… это было чересчур самонадеянное заявление с его стороны. Логика Чужих только кажется похожей. Мы нашли несколько кнопок и научились с их помощью производить определенные действия. Но этих кнопок – сотни, если не тысячи. Мы сейчас находимся в положении подопытной обезьяны, которая знает, что если нажать рычаг, из ящика выскочит банан. Ей кажется, что система понятна. Так и мы. Мы даже не можем увидеть эту систему. В силу разных причин. У Чужих органы чувств были устроены иначе и, соответственно, иначе функционировали. Сначала думали, что это касается лишь зрения. Сейчас есть мнение, что у них не было слуха в нашем понимании. А все это означает, что их ход мысли определялся другим набором факторов, и, соответственно, как-то просчитать его обычному человеку крайне затруднительно.

– Говоря об обычном человеке, вы имеете в виду человека полноценного по здоровью?

– Да.

– Ход мысли слепых или глухих ничем не отличается от нашего.

– Мы об этом не знаем. Наши люди с ограниченными возможностями воспитываются в среде здоровых людей и подстраиваются под их менталитет. Даже если они растут в специальных приютах. В приютах их адаптируют – то есть приучают мыслить как мы. Мы не знаем, как мыслила бы цивилизация слепых или глухонемых. Когда мы думаем об этом, нас охватывает чувство легкой жути – потому что мы понимаем: такая цивилизация была бы принципиально иной. У слепой цивилизации, например, не было бы письменности и искусства. И чтобы создать инженерные сооружения, им пришлось бы развить неожиданные способности. Глухонемым проще. Но ведь звук мы воспринимаем не только ушами, но и всем телом. Какова была бы цивилизация со слышашей кожей, например? Но, конечно, все, что мы уже знаем о Чужих – все, о чем мы думаем, будто знаем, – это не более чем первые впечатления. Они могут быть ошибочными. Потребуется очень много лет сосредоточенной работы, прежде чем мы действительно что-то поймем и узнаем.

Полковник подался вперед, поставил локти на стол и сплел пальцы.

– Сколько времени вам необходимо, чтобы подготовить лекцию для высших чинов императорской армии? – спросил он на прекрасном федеральном, куда лучше, чем у Ли Чана.

– Сутки, – сказал Фомичев, не успев даже подумать.

– Возьмите Ли Чана, он подберет вам необходимое оборудование. Время лекции три часа. Час – ответы на вопросы. Слушатели владеют федеральным языком на достаточном уровне. Идите.

– Спасибо, товарищ полковник, – зачем-то сказал Фомичев.

Почему-то тот рассмеялся. Не улыбнулся механически, а совершенно открыто рассмеялся.

В отличие от Ли Чана, который просто позеленел.

* * *

Фомичев уже привык, что за ним ходит молчаливая свита, от одного вида которой прохожие пытаются упасть в обморок. Похоже на то, что конвой был скорей почетным, хотя никаких сомнений, что он справился бы с любой боевой задачей. Два Ли Чана даже позволили Фомичеву побеседовать с избранными офицерами. Те оказались военными инженерами, и Фомичев получил примерное представление об уровне подготовки аудитории. Что ж, бывало и хуже. Он предпочел бы школьников, конечно. Фраза про школьников, совершенно шутливая, отчего-то взволновала Ли Чанов, они полчаса бегали куда-то и совещались, а потом объявили Фомичеву, что ему дадут другой зал, побольше, потому что будут и школьники.

Он не беспокоился до тех пор, пока не увидел свою аудиторию. Огромный зал, в красных тонах, битком забитый немыми истуканами. Истуканы были двух типоразмеров: взрослый мужчина и мальчик примерно двенадцати лет. Взрослые в парадной военной форме, мальчики – в парадной школьной, удивительно напоминавшей военную, с красными косынками вместо галстуков.

Фомичев вышел на трибуну, Ли Чан что-то сказал залу. Истуканы разом вскочили, поклонились и сели.

Три часа Фомичев говорил, а в зале была гробовая тишина. Ни вздоха, ни смешка, хотя иногда он шутил. Даже в туалет никто не выходил. Через три часа, по окончании основной части, Ли Чан передал Фомичеву список вопросов. Вопросы были хорошими, но Фомичев сомневался, что их задавали из зала. Впрочем, это уже не столь важно. Ответил.

Аудитория сидела.

Фомичев похвалил зал, сказав, что давно не видел таких внимательных, воспитанных и корректных слушателей, что он получил удовольствие от выступления (соврал немного, ну да не беда). Ли Чан пролаял несколько фраз. Зал внезапно вскочил на ноги и взорвался аплодисментами. Причем лица у всех просто сияли от восторга.