Настоящие индейцы

– Добрый вечер, прошу прощения, – торопливо сказал он. – Простите, я не знаю, как лучше поступить. Кто-то стучит в мою дверь, а я не жду гостей. Не могли бы вы проверить, с какой целью и кто хочет увидеть меня? Я понимаю, что это может оказаться сотрудник отеля…

– Ни в коем случае не открывайте, – прошелестел Ли Чан. – Мы разберемся.

Фомичев снова лег. Вроде все правильно сделал. В конце концов, если к нему пришел кто-то недозволенный, лучше с ним не связываться. Да, гражданские свободы и права всех людей – это здорово, и возможно, за дверью мнется с ноги на ногу какой-нибудь несчастный, которого завтра могут арестовать, и у него единственный выход – бежать из страны. Может быть, он хотел попросить о помощи. Может быть, он хотел передать что-нибудь родственникам, оставшимся за кордоном. Но Фомичев – просто турист. Он не может и не должен вмешиваться во внутренние дела Шанхая. Наконец, он просто ничем помочь не в состоянии. Если человек такой дурак, что не понимает очевидного, то связываться с ним – себе дороже. Дурак погубит и себя, и всех, кто ему сочувствует.

Звякнул браслет. Фомичев, холодея, ответил на вызов Ли Чана.

– Мистер Фомичев, вам придется открыть дверь, – сообщил тот уже другим, казенно-холодным голосом.

Ну вот. Началось. Сейчас выяснится, что в номер подкинули запрещенную гадость, вроде комикса, чья единственная ценность – ему пятьсот лет. Или пакетика с наркотиком. Или коллекционный металлический доллар.

Открыть, конечно, пришлось.

За дверью стояли Ли Чан и двое незнакомых китайцев в форме. Незнакомцы, даже и не подумав представиться, бесцеременно вошли в номер, огляделись.

– Вы должны одеться прилично и проследовать с товарищами, – сообщил Ли Чан. – Не стоит разговаривать с ними, они не знают федерального.

– Но… – Фомичев растерялся. – Вы-то можете сказать, в чем дело? Меня в чем-то обвиняют? Честное слово…

– Вы все узнаете на месте. Там будет переводчик.

Ли Чан повернулся и очень бодро ушел.

Два незнакомых китайца синхронно взяли стулья и уселись по обе стороны двери. Сели – и уставились на Фомичева, не мигая.

– Прилично, прилично, – бормотал Фомичев, одеваясь. – Я всегда одет прилично. Что он вообще хотел этим сказать? Ну хорошо, я могу одеться строго. А могу в самое дорогое, что есть. Вот как лучше-то? Еще и ушел.

Решил, что лучше строго. Оделся, тщательно причесался, вышел к китайцам.

– Я готов, – и показал на себя руками, мол, вот он я, берите.

Китайцы поняли правильно. Оба вскочили, один вышел в коридор, другой остался. Фомичев тоже вышел. За ним последовал и другой китаец, причем еще тщательно прикрыл за собой дверь. Фомичев сделал было шаг к лифту, но второй китаец коснулся его рукава и что-то строго сказал. Фомичев не понял. Китаец постучал пальцем по замку.

– Ах! Я не запер дверь, да. Подумал, что это не нужно, вы же опечатывать будете… Ну хорошо, я запру.

Он набрал код запрета доступа, хотел убрать карточку в карман. Китаец протянул ладонь. Фомичев положил карточку ему на руку. Китаец спрятал ее.

У лифта их ожидали еще двое. Какие же они все одинаковые, думал Фомичев, стоя в лифте между четырьмя китайцами.

В холле было людно, но жутковато тихо. Здесь ждали четверо в камуфляже, с винтовками, и еще человек десять таких же, какие сопровождали Фомичева. Стараясь никого не разглядывать, Фомичев делал лишь то, что ему показывали жестами.

Первыми на улицу выскочили вооруженные. И тут же навели стволы по крышам. Ничего себе… Ко входу подкатило аж шесть машин. Все черные. Фомичева подвели к лимузину, открыли дверцу, показали на задний диван. Он сел. Его попросили подвинуться. Он подвинулся на середину. С двух сторон уселись два китайца, еще двое – напротив, и один – к водителю. Фомичев еще успел увидеть, как все остальные попрыгали по машинам сопровождения, в замыкающей открылся люк, из него высунулся парень с пулеметом. И кортеж двинулся.

В салоне поднялась перегородка между передним рядом и пассажирскими сиденьями. Перегородка тут же потемнела до полной утраты прозрачности, то же самое произошло и с окнами. Фомичев больше не мог видеть, куда его везут. Включился мягкий свет. Китаец напротив достал сигареты, спички и освежитель дыхания, предложил Фомичеву. Тот сделал отрицательный жест, не курю, мол. Китаец неожиданно улыбнулся. Жутко у него получилось – при полностью неподвижной верхней части лица резко растянулись губы. Через секунду он открыл бар, предложил сразу вино и чашку с чаем. Вот чай – это было хорошо. На чай Фомичев согласился. Китайцы улыбнулись все сразу.

В тяжелом, неживом молчании прошло около получаса. За это время машина ни разу не замедлила ход. Фомичев начал уставать и думать, что после чая неплохо бы выпить чего-нибудь крепкого, потому что ресурсы самообладания истощались. Но тут машина остановилась. Вернулась прозрачность стекол. Они приехали в подземный гараж или нечто в этом роде. Фомичева выпустили наружу, выстроились вокруг него и повели.

В соседнем зале их встречала другая команда. Все встали, обменялись приветствиями и рапортами. Потом старший офицер встречающих сказал: