Настоящие индейцы

– Да. Он решил это до того, как объявил, что хочет жениться. Но я все равно стирала лучше всех. Я все умею, что должна уметь жена, хотя моему отцу говорили – зачем ты даешь дочери учиться, она загордится и перестанет делать то, что должна жена. Мой отец – умный. Он сказал: не загордится. Так и вышло. По обычаю, Кер мог отдать меня в жены своему дяде еще три года назад. А он не отдал. Я с ним восемь лет. У нас есть сын и дочь, оба ходят в школу. Кер уже дал клятву, что не отдаст меня другому мужу, мы вместе навсегда. Когда мы сюда прилетели, было трудно, и я сказала: Кер, нам нужна еще одна жена. Кер ответил – хорошо, выбирай. У нас принято, что если муж дал клятву не отдавать старшую жену, то она выбирает ему младших жен. Кер сказал: ты сама знаешь, как выбрать умницу, а я хочу, чтобы она была красивой, но не такой, как ты, потому что ты особенная. Я выбрала Монику. Моника – это ее новое имя, я сама придумала, на свадьбе. В деревне она считалась глупенькой, но я-то знаю: мы вернемся на Землю. На Земле Моника будет умненькой, ведь там от жены нужно другое. Моника должна уметь служить в доме вельможи. И я подумала: она красивая, но не похожа на меня – Керу понравится. Еще она умеет шить по-индейски, умеет как никто, и если Кера возьмут на службу, Моника станет шить для жены вельможи и его детей, и они будут особенные. Люди любят быть особенными. Еще Моника знает наши травы и умеет ухаживать за красотой. Она пригодится в богатом доме, где будет служить Кер. Да, она совсем не ходила в школу, потому что жила на Саттанге. Ну и что с того? У нее есть раб, ее приданое. Он научил ее языку, и все еще учит ее всему, что должна знать индианка на Земле. Моника говорит на федеральном, учится читать, считать и писать, а еще Гай объясняет ей законы. У нее есть ум. Она подрастет и будет славной женой. И вот поди ж ты: все подруги в деревне над ней смеялись, только Моника будет жить так, как им и не снилось. И ведь не в рабстве – а на службе за деньги. За деньги служить не стыдно. И почему? А потому, что послушала меня, а не своих подружек.

– Санта, а ревности у вас совсем нет?

– Как же нет? Конечно, есть. Она везде есть, где есть глупость. Ведь ревность – она от того, что ума недостает. Я умна, и я правильно выбрала младшую жену своему мужу. Ему жену, себе – сестру. Так умно. Поэтому между нами нет ревности. Вот Ида – та всегда ревнует. Даже к нам, индианкам, хотя все индианки видят – коммандер не женится на женщине другой крови. Я говорила Иде: ты все неправильно делаешь. Но разве она будет кого-то слушать? Она думает, что умная. А умный всех послушает. Глупец – нет. Она хороший пилот, но очень глупая женщина. Когда мы нашли этот дом, Ида стала говорить, что Духи хотят жертвы, и всем сказала, что пойдет к алтарю, пусть Духи возьмут ее и спасут коммандера. Она так громко говорила, что коммандер пришел в ее комнату ночью, лишь бы она успокоилась. Она и успокоилась. Коммандер был очень недоволен. Потом привык, но не женился. Я подумала: Ида просто не умеет стирать, но твердит, что это унижает ее, и ночью она тоже ничего не умеет. Она вообще ничего не умеет. Но чтобы над ней не посмеялись, она твердит, что всех презирает.

– Бывает, – согласилась я с прохладцей. Черт бы подрал индейскую этику, согласно которой мне выложили эту историю. Санта считала, что Макс не совершил ничего предосудительного, но я должна знать, кто набивается ему в младшие жены.

– Тебе надо это знать, – Санта словно мысли прочитала. – Потому что если ты не разрешишь, коммандеру нельзя взять Иду в младшие жены. Не разрешай. Пусть найдет другую. Ида не хочет работать. Зачем тебе такая? Она будет сидеть на лавке и говорить глупости, а все будут уважать ее как жену, хотя всю работу будешь делать ты.

Я успела развесить выстиранное на солнце, пока Санта бесхитростно вводила меня в курс событий. Индейское солнце жгучее, и когда пришло время завтракать, все уже высохло.

На крыльцо выползла опухшая Ида. Лицо уже и на лицо не похоже, но по-прежнему мокрое от слез. Шумно всхлипнув, она сообщила в пустоту:

– Как мне плохо… я, наверное, умру…

Если кому тут и было по-настоящему плохо, так это мне. Макс никогда не отличался верностью, мы несколько раз ссорились из-за того, что я заставала его с другой женщиной. Я привыкла воспринимать его невоздержанность как данность. Ну вот такой он человек, не способен ограничиться одной партнершей. Все бы ничего, но его любовницы и разовые подружки непременно пытались выяснить отношения со мной, а Макс обыкновенно самоустранялся, мол, бабы сами разберутся. И я, конечно, не ждала, что в армии он станет жить аскетом.