Настоящие мужики детей не бросают

В желудке снова кольнуло, хоть и не сильно, но боль на мгновение погасила свет в глазах. Он испугался, зашел в первую попавшуюся аптеку, спросил альмагель. Продавщица выдала ему лекарство, и он там же проглотил несколько ложек приторного и отвратного на вкус геля, присел на батарею и несколько минут сидел неподвижно, прислушиваясь к себе. Однако, несмотря на недоверие к той гадости, которую Сан Саныч проглотил, боль в животе вдруг утихла и, подобно злобному зверьку, уползла в свою норку.

Неужели через несколько минут он заключит в объятия своего сына, прижмет его к груди и скажет ему: «Больше мы никогда не расстанемся! Никогда!» Неужели это свершится?

Автобусы в Анине почему-то не ходили, но северный ветерок, пощипывавший нос и уши, поутих, и добираться пешком даже было приятно. Через полчаса Смирнов уже входил в кабинет директора детского дома. Сухопарый мужчина лет шестидесяти с тонкой ниточкой усов над верхней губой, с темным загорелым лицом бросил на вошедшего цепкий взгляд и подниматься не стал, словно сразу определял, кто входил к нему в кабинет, для кого надо было встать, выйти из-за стола, пожать руку, а с кем можно было обойтись сухим, но доброжелательным кивком.

— Петр Казимирович Могилевский, — вежливо представился хозяин кабинета. — Присаживайтесь!

— Смирнов Сан Саныч. К вам недели две назад некий Зайцев, местный пожарник, приводил ребенка, Сашу Смирнова. Его тут одна старушка нянчила, она внезапно умерла, а мать, Александра Александровна, и я, мы, к сожалению, оба были в отъезде. Неловко все получилось, да что сделаешь. Я могу увидеть сына?..

Могилевский молча смотрел на гостя.

— Вот мои документы! — Фотограф протянул удостоверение «Известий».

Директор взял его, внимательно осмотрел, сверил фотографию и пришедшего, вернул документ обратно.

— Так я могу увидеть сына?

— А его нет.

— Как — нет?!

— Подождите, не волнуйтесь, я вам все объясню! Чаю хотите?

— Нет, не хочу!

— Все произошло неожиданно! — виновато заулыбался Могилевский. — Ко мне приехал коллега, заместитель директора детского дома из Серпухова. Мы сидим, разговариваем, и вдруг приводят мальчика. Без документов, без направления, без всего! Взять его я, естественно, не могу! У нас все же государственное учреждение, а не вокзальный отстойник, мы не можем брать детей с улицы, мало ли чем они больны, о чем я этому Зайцеву и говорю, рассказываю, куда надо обратиться, чтобы оформить ребенка к нам, хотя мест у нас нет, все переполнено. Ну и тут мой коллега решил помочь человеку, да и мальчику тоже. Тот плакал, кричал, что обратно к пожарному не вернется, и забрал его с собой в Серпухов. Там, говорит, места есть, да и документы он собирался быстро, без волокиты оформить. Вот такая произошла история. А у меня действительно и мест не было. На пол же сироту не положишь, котлету у другого не отберешь, — Петр Казимирович вздохнул, развел руками, взглянув на помрачневшего фотографа. — А что было делать? И мальчишку жалко. Он как услышал, что кто-то хочет его взять с собой, сразу же согласился, закричал: «Дяденька, возьмите меня с собой, возьмите, я хороший!» У меня даже сердце перехватило. Разве вы бы иначе поступили?

Сан Саныч, услышав эти отчаянные слова сына, с трудом сдержал слезы. Могилевский вызвал секретаршу, попросил принести два чая.

— Да, я, наверное, поступил бы так же, — выдержав паузу, пробормотал фотограф.

Секретарша принесла два стакана чаю и печенье на блюдечке. Петр Казимирович с облегчением вздохнул, обнаружив понимание со стороны корреспондента, ибо поначалу сильно испугался: все же ребенок, живая душа, а он отдал его первому встречному.

— Пейте чаек! Горяченького надо! Хотите, курите!

— Я не курю.

— А у нас, сами знаете, какой бюджет, какие зарплаты у нянечек и воспитателей! Все на энтузиазме! Раньше шефы были, шелкоткацкая фабрика, кое-чем помогали, хотя бы материей, мы тут платья шили для девочек, все подспорье, а сейчас и у них денег нет. По осени из дома яблоки сюда приносим, тыквы, кабачки, чтоб хоть как-то разнообразить меню… — директор вздохнул. — Дети иногда сами приходят, хотят у нас остаться, а мы взять не можем. Нет мест. И сверху не дают. Страшные времена!

— У вас адрес, фамилия, отчество того директора остались? — спросил Сан Саныч.

— А как же! Конечно!.. Он мне свою визитку оставил!

Могилевский открыл ящик стола, выложил пачку визиток и вскоре нашел ту, о которой говорил.

— Вот, возьмите!

На визитке было написано: «Белов Лев Валентинович, заместитель директора», а также прилагались адрес и телефон.

— А можно от вас позвонить? — попросил Смирнов.

Могилевский замялся: с оплатой телефонных счетов у них выходили целые бои, денег на них почти не выделяли, и каждый раз приходилось выпрашивать эти копейки, в ногах у начальства валяться, но, помедлив, махнул рукой:

— Конечно, звоните, я понимаю, как вы волнуетесь!