Настоящий джентльмен. Часть 1

1945 год. Кончается война, Потсдамская конференция. Уинстон Черчилль, который в 1943 году приезжал на Ялтинскую конференцию как глава британского правительства, теперь приехал в Потсдам всего на один день, чтобы сообщить изумленным Сталину и Молотову, что он уже не премьер-министр. Те совершенно ничего не могли понять: как может быть, что человек, который привел страну к победе, спас всех от фашистского ига, — не переизбран?

Британцы, насидевшись вместе в окопах и бомбоубежищах, ощутили национальное единение, чувство локтя и огромным большинством проголосовали за лейбористов, в программе которых было бесплатное образование, здравоохранение и социальная защита.

Страны-победительницы на Потсдамской конференции поделили сферы влияния. В так называемых «странах народной демократии» советское НКВД открыло свои дочерние предприятия, «большой террор» пришел в восточную Европу и стало понятно, что началась другая эпоха.

5 марта 1946 года Черчилль произнес в Фултоне свою знаменитую речь: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике через весь континент опустился железный занавес. За этой линией располагаются столицы всех государств Центральной и Восточной Европы». Через 19 дней после этой речи, 24 марта 1946 года, в эфир впервые вышла Русская служба Би-би-си. Первые слова произнесла диктор по имени Бетти Хорсфолл. Бетти была статная, красивая дама, русская, из дворян, замужем за англичанином. Я ее еще застал.

Сразу же встал редакционный вопрос — о чем говорить? Что передавать?

Хартия Би-би-си была к тому времени уже составлена, и дискуссии развернулись вокруг того, в каком тоне разговаривать с Россией. Было решено, что Би-би-си не может переходить на личности. Можно критиковать идеологию, можно критиковать политику и ее результаты, но дальше этого не ходить.

Для того, чтобы обеспечивать радиостанцию данными, при Форин-офисе был создан исследовательский центр, Information Research Department (IRD), куда пригласили специалистов-советологов. Сегодня многие либералы, задним умом оценивая эту организацию, существовавшую с 1948 по 1978 годы, нередко пишут, что это было гнездо антисоветчиков, ярых выразителей имперского мышления.

IRD был засекречен до такой степени, что о его существовании тогда мало кто знал даже в самом Форин-офисе. Сотрудникам центра запрещалось упоминать о своей работе где бы то ни было, в том числе и у себя дома, в кругу семьи. О работе департамента поэтому и сегодня известно очень мало. Могу сказать только, что автор лучшей работы по сталинским репрессиям, книги «Большой террор», Роберт Конквест был сотрудником IRD. Это значит, что уровень работников был очень высоким, а материалы, которые они предоставляли, были качественными.

Как только передачи стали выходить, всем стало интересно — как народ слушает, как реагирует? Узнать это поручили британскому посольству в Москве. Там обратились к знакомым и доверенным лицам. Сведения, которые прислали из Москвы, были неутешительны: люди недовольны, что часть дикторов ломают русский язык своим иностранным акцентом, а остальные говорят вообще как белогвардейцы.

Это я могу понять. Мне в конце 1970-х довелось общаться с некоторыми осколками старой аристократии. Однажды я попал на вечер, где за столом встал бывший офицер Белой армии и сказал с высоким пафосом и аффектированной дикцией: «Господа! Давайте поднимем тост на нашу многострадальную Россию!» Понятно, что такого человека выпускать в эфир диктором вряд ли стоило, и уж во всяком случае на успех рассчитывать не пришлось бы.

Бывал я в доме баронессы Кнюпфер. Ее сын был пианистом, у него дома была студия звукозаписи, поэтому я к нему иногда ходил. Однажды я ждал, пока он освободится, и стал невольным свидетелем беседы. Баронесса Кнюпфер и княгиня Юсупова обсуждали насущные проблемы эмиграции. «Вы знаете, баронесса, — говорила княгиня, — что Толстые-Милославские и не графы вовсе! Они происходят по морганатической линии!» — притом и баронесса, и княгиня последние лет тридцать работали на кассе в известном супермаркете.

Когда я собрался уходить, баронесса Кнюпфер остановила меня в кухне:

— Сева, вот вы тут всех знаете, посоветуйте мне, пожалуйста…

— Да, конечно, баронесса.

— В нашу церковь в Чизике (тогда она еще не принадлежала к Московскому патриархату, ее называли «белоэмигрантской») батюшку прислали. Хороший батюшка. А мы боимся.

— Чего же вы боитесь, баронесса?

Баронесса немного помялась, видно было, что вопрос этот для нее очень важный.

— А вдруг он еврей!

Гольдберг

Когда формировали Русскую службу, то в первую очередь опирались на людей с опытом и стажем работы в Корпорации. В Кавершэме, в службе мониторинга, велось систематическое слушание советских радиостанций, как центральных, так и местных, и на основе этой открытой информации готовили бюллетени для Форин-офиса. Там начальником отдела работал Анатолий Максимович Гольдберг.