Настоящий формидабль. Часть 4

Конечно, она рассказывает!.. Это ее собственный «артистический жанр» — рассказы о наших концертах. Она с ними «выступает» и в собственном классе, и вообще перед всеми, кто готов ее слушать. При том, что придумывать и приукрашивать она и в самом деле совершенно не умеет. Но уж она ни одной детали не упустит! И каждую преподнесет в самом лучшем виде, в самой выразительной связке со всеми остальными деталями. Интересно, что такие рассказы у Оливии получаются только в неформальной обстановке. На наших концертах, со сцены, она может выступать только в роли ведущей. Сколько раз Амалия Захаровна пыталась занять ее в концерте с номером «разговорного жанра» — ничего не выходит!..

— Эх, Оливия!.. — пробормотал я. — Интересно, что она вам еще рассказала?

— Она рассказала, что тебе очень идут нарядные платья! — выпалила восторженная семиклассница. — Ты в них такой милый! Такой необыкновенный!.. Такой, такой!..

И все радостно заулыбались и опять закивали головами, обступая меня с трех сторон еще теснее.

Вот тут я на миг даже дар речи потерял, но тут же, собравшись с духом, напустил на лицо невозмутимое выражение и сказал:

— Это не мне идут нарядные платья, а моей героине. Мишель то есть! И вообще, не платья, а платье! Оно всего одно, концертное…

— А Жюли очень идут панталоны с розочками! — вдруг пискнули те же третьеклассницы.

Все дружно рассмеялись.

— Рано вам еще думать о панталонах! — не подумавши, одернул я третьеклассниц.

— Как это рано? — даже растерялись они. — Мы же, это…

Они покраснели и замолчали.

Все опять рассмеялись, но не насмешливо, а по–доброму так, понимающе…

Ну, само собой, в нарядных панталонах должна уметь разбираться любая третьеклассница!.. Если, конечно, ей приходилось их носить.

— А нам ты покажешь Мишель? — нетерпеливо спросила восторженная семиклассница.

— Что, прямо сейчас?..

— Ага!..

— Ну, разумеется, покажу! — саркастически ответил я. — Сейчас запрыгну на эту лавку, наряжусь в платье, и сразу начну показывать!..

От этих моих слов прямо какой–то шквал пронесся по рядам «зрителей», и они придвинулись ближе, глядя на меня с еще большим восторгом и предвкушением.

Об уроках они и думать забыли!..

— Да вы что?! — уже прямо завопил я. — Шуток не понимаете?!

— Так, что тут происходит? — раздался чей–то строгий голос со стороны.

Он подействовал на «зрителей» как отрезвляющий душ. Они встрепенулись, переглянулись и принялись быстро расходиться.

Еще бы!

Ведь этот голос принадлежал не кому–нибудь, а нашему школьному врачу Людмиле Васильевне. Харизма у нее — будь здоров! Не зря ее так уважают и даже боятся все без исключения ученики нашей школы.

Без исключения — потому, что я ее тоже боюсь!..

В этом, кстати, состоит разница между Людмилой Васильевной и Амалией Захаровной.

Амалию Захаровну все очень уважают, и никто не боится. А Людмила Васильевна умеет внушить благоговейный страх одним своим взглядом. А уж язык у нее!.. Острее бритвы. Но зато тех, кому нужна ее помощь, Людмила Васильевна умеет определять тоже в один миг! И тут уж они могут быть уверены, что получат всю заботу и внимание, на которые только способна современная медицина.

Все, в общем, быстро разошлись, а Людмила Васильевна, наоборот, подошла ко мне. В ее глазах сверкали какие–то непонятные искры.

Я только взглянул на нее и тут же отвел глаза, забормотав самым умильным голосом, на который только был способен:

— Здрасьте, Людмил Васильна! Спасибо, Людмил Васильна! Я пойду, Людмил Васильна!.. А то уже урок скоро начнется!..

— Сто–ять!.. — тихо, но очень грозно сказала Людмила Васильевна.

Я так и замер на месте, невольно вжимая голову в плечи.

— Кто–то вчера после концерта без сознания валялся!.. — тем же тихим грозным голосом произнесла Людмила Васильевна. — Кому–то я вчера освобождение от занятий выписала! До конца недели! А он, смотри ты, все равно в школу явился!

Собрав все свое мужество, я поднял голову и взглянул прямо в эти сверкающие глаза. Уголки губ Людмилы Васильевны дрогнули в улыбке, но она тут же придала своему лицу то же грозное выражение.

Но было уже поздно! Я почувствовал, как мой страх быстро улетучивается и сменяется боевым настроем. Как на татами в нашем спортзале!..

— Во–первых, я вчера вовсе не валялся без сознания!.. — твердо сказал я. — А просто отключился!..

— Не вижу разницы!

— А я вижу! Я отключился из–за..

— ….Нервного истощения! И шока!

— И вовсе нет! А перебивать нехорошо!

— Я не перебиваю, а констатирую факт.

— Перебиваете!..

— Ты будешь со мной спорить, детка?..

— Я не спорю, а просто уточняю. И не надо называть меня деткой!

— Это еще почему?

— Потому, что деткой я был, когда меня возили на колясочке!

— А теперь, значит, ты хочешь, чтоб тебя возили на «скорой помощи»!

— Это с какой стати?..

— А с такой, что ты начинаешь хлопаться в обмороки!

— Не «начинаешь хлопаться», а просто отключился!.. Один–единственный раз! Из–за переизбытка впечатлений!

— Слишком сильных для неокрепшей детской психики!..

— Сильных! Но вовсе не слишком! Просто их было много!

— Слишком много!..

— Ну, допустим…

— Вот! Сам признался! — торжествующе воскликнула Людмила Васильевна.