Настоящий я

После той ночи я сильно изменился. С детства я жил с братом, который очень отличался от других, поэтому мне рано пришлось повзрослеть. Сверстники жили, не зная забот, в то время как на мне всегда лежала ответственность за Вана. Я сам возложил ее на собственные плечи, хотя и не до конца понимаю, что тогда мною двигало. Может, то была естественная реакция? А может, я, как львенок, во всем хотел быть похожим на маму и повторял за ней.

Во втором классе я попросил ее: «Учитель сказал, что завтра мы будем делать поделки с осенними листьями. Мне нужны сами листья, клей для дерева, цветные карандаши или восковые мелки. По пути домой я уже собрал листики, а карандаши у нас есть в классе. Можешь дать мне денег на клей, я завтра утром зайду в магазин?» Для ребенка восьми лет я говорил на удивление четко и по существу. За моими домашними заданиями никто не следил, я всегда все делал сам и старался, чтобы родителям не позвонили из школы, иначе мне бы точно не поздоровилось. Но, несмотря на все мои усилия, маму радовал только Ван. Его несмолкаемый смех вызывал на мамином лице улыбку, а папа всегда с нежностью обнимал его.

Вану не суждено было повзрослеть. Даже если ему просто удавалось ничего не пролить и не рассыпать за столом, родители чуть не плакали от радости. Он дарил им счастье и улыбки, такова была его роль. Я же выполнял иную роль – делать все так, чтобы мама не плакала, а папа не вздыхал. Я хорошо помнил, как мама рыдала на коленях бабушки. Тени их фигур еще долго преследовали меня.

Я больше не дрался с Ваном, даже не толкал его. Если он что-то отбирал у меня – я молчал, если он рушил мои башенки – я терпеливо собирал их заново. Как бы это ни было парадоксально, только так я мог жить вместе с семьей. Иного выхода не существовало.

Однажды друг рассказывал мне и одноклассникам о том, как не любит диснеевские мультфильмы: «Да у них все концовки счастливые, начиная от “Русалочки” и заканчивая “Горбуном из Нотр-Дама”. Если они возьмутся за “Ромео и Джульетту”, зуб даю, прежде чем Ромео примет яд, Джульетта неожиданно проснется и будут они жить долго и счастливо. Но так совсем не интересно. Почему “Русалочка” и “Ромео и Джульетта” считаются шедеврами? Правильно, из-за несчастной любви главных героев. Несмотря на все препятствия, их чувства друг к другу становятся только нежнее. И читатель, зная, как грустно закончится история, воспринимает ее по-особенному. “Диснею” не дано понять и передать это чувство». Он настаивал на том, что будь Андерсен и Гюго сейчас живы, то они бы не дали «Диснею» выпустить мультфильмы со счастливым концом по их произведениям. Одноклассники рассмеялись, я же не заметил в комментариях друга ничего забавного. Я, как никто другой, знал, каково любить, зная о печальной концовке. Я испытывал это чувство каждый день, оно растворялось в маминой улыбке.

Есть только одна причина, объясняющая любовь людей к трагическим концовкам: облегчение. Никто не хотел обращаться пеной морской, быть повешенным или пронзенным в грудь. В этом, я полагаю, люди и видели настоящую любовь. Я не считал ни «Русалочку», ни «Горбуна из Нотр-Дама», ни «Ромео и Джульетту» красивыми историями, в них нет ничего сказочного.

Люди вокруг меня постоянно говорили:

– Какой ты хороший старший брат! Совсем взрослым стал.

– Рю, ты должен помогать маме и играть с младшеньким, хорошо?

– Рю, ты за старшего, присматривай за братом. Обещаешь?

Взрослые часто гладили меня по голове, давали карманные деньги и хлопали по плечу. Каждый раз я кивал и с улыбкой отвечал: «Хорошо». Люди полагали, что их слова вызывали во мне радость, но они ошибались. Они гордились собой и думали, что их похвала и просьбы приятны мне, а на самом деле разбивали мое юное сердце. К Вану они не подходили. Никто не говорил ему: «Не ссорься со старшим братом», «Слушайся маму с папой». Никто не врал ему в лицо, говоря: «Ты очень хороший и взрослый». Такие слова можно сказать кому угодно, но не Вану. Как мне хотелось, чтобы он хоть раз в жизни услышал: «Веди себя хорошо». Как сильно я хотел услышать: «Рю, береги здоровье, удачи тебе».

Когда Вану исполнилось шесть лет, мне было восемь. В этом возрасте дети дерутся, плачут на детской площадке, но никак не защищают своих больных братьев.

– Прости.

– И это все, что ты скажешь? Ты сломал руку моему супермену.

Игрушку сломал не я. Виноват сам хозяин игрушки, он уронил ее. Так получилось, что она упала прямо мне под ноги. Сначала я объяснил мальчику, как все было на самом деле. Мои доводы, как я считал, звучали убедительно. Но правило «кто громче кричит, тот и прав» работало не только в мире взрослых. Когда противник теряется, гнев превращается в истину.

Я решил не отвечать мальчику: хотел разрешить конфликт мирно. Выход был один – попросить прощения. Не потому, что мой противник крупнее меня, и не потому, что у него больше друзей. Я знал, что разбитые носы не входят в наставления мамы, которая надеялась получить для Вана благословение Небес.

– Это был не я. Ты сам сломал, – ответил я обидчику.