И началась разборка. Ко мне явились аж двое коллег — из пресс-службы ГУВД и из пресс-службы МУРа. Я — вот наивняк — все как на духу им про себя рассказал: дескать, споткнулся, упал, очнулся — гипс. Спасайте, братцы, помогите своим ищейкам, вконец нюх потерявшим. Второй год ищут — найти не могут. Скорее всего, констатировал я, просто не ищут. Надо было видеть, с какой готовностью они со мной соглашались: как активно поддакивали и кивали. Ну, думаю, — в который раз?! — теперь-то дело сдвинется. Коллеги в обиду не дадут.
Каково же было мое удивление, когда через какое-то время мне уже другой следак, точнее, следачка, читала вслух то, что они насочиняли. Ни одного слова по существу дела! Ни одной фразы из того, о чем я рассказал. Все у них вертелось вокруг заметок, в которых я отчасти оказывался прав, а в чем-то неправ, но дело это яйца выеденного не стоит, хотя районных ментов надо бы все же наказать. И тут я понял: мент в любом качестве коллегой мне быть не может. Он все равно останется подневольным ментом, волом в ярме из погон, сколько бы звездочек на них ни налепили. Деградация прошлась по всем рядам, по всем отрядам, по всем звеньям доблестной столичной милиции, и не видеть этого может только слепой градоначальник. Или тот, кому именно такая милиция и нужна. Или, наконец, тот, кто сам зависит либо от людей, точнее, от волов в погонах, либо от тех, кто командует ими. Другого просто быть не может, другого просто не дано. Другое — за пределами здравого смысла, за пределами разума, за пределами логики.
После обращения в районную прокуратуру, где заместитель прокурора господин Кисель не хотел принимать заявление — пришлось послать заказным письмом, — пригласили к другому следователю, важняку с юных лет Е. Азаровой, которая, как оказалось, в глаза не видела дела, которое при мне в руках держал следователь Худяков. Оно — по докладной заведующей канцелярией 176 о/м на имя начальника — вообще до отделения не дошло и не зарегистрировано.
Через какое-то время важняк Е. Азарова прислала бумажку, из которой следовало, что дело за номером таким-то приостановлено, потому как нет лица, которое можно привлечь. Хотя я назвал три фамилии в числе подозреваемых.
Не хочется ни констатировать, ни резонерствовать, ни рассуждать, ни обсуждать, ни звать, ни плакать, ни воевать — все, навоевался.
Одно замечание: Ю. Лужков за несколько дней до выборов принимал у себя кандидата в депутаты господина Станкова — одного из 13 в том списке людей, имеющих проблемы в отношениях с законом.
А отношения Ю. Лужкова с прессой долго были натянутыми. Кроме «Литературной газеты» и «Правды» с критикой активно выступали «Российская газета» и «Независимая»: первая регулярно что-либо раскапывала, особенно по части раздачи слонов в виде городской недвижимости и бесконкурсной продажи систем телекоммуникаций и предприятий торговли. Приводились и цифры количества тех родственников самого мэра и его жены — короче, второй Большой Семьи (в отличие от первой — Б. Ельцина) — что владела фирмами различных направлений и видов деятельности. И сегодня, например, у его сына больше 5 тысяч квадратных метров офисных и производственных площадей.
Музыка, однако, играла недолго. Вскоре она мэру наскучила, он довольно легко расправился с главным редактором «РГ» Н. Полежаевой, а с новым подружился. И газета заткнулась. Между тем многие издания искали в нем «друга», надеясь выплыть, и преуспели. Кроме «Московской правды» доплаты из бюджета — через различные структуры городских хозяйствующих субъектов — получили городские приложения к ведущим центральным газетам, абсолютное большинство вкладышей в «Московскую правду», появился еженедельник «Московская среда» — с 500-тысячным бесплатным для читателей (и это правильно, издают-то за их счет как налогоплательщиков) тиражом. Выходит «Промышленная газета», из тиража которой продается в киосках два экземпляра, ни одного экземпляра не продает «Московская перспектива» — раздает тираж по организациям стройкомплекса.
Каждая префектура считает своей обязанностью выпускать еженедельники солидными — до 300 тысяч экземпляров — тиражами, а каждая управа пытается не отстать. При этом все они, начиная от главной правительственной «Тверская, 13», завышают тиражи в разы — та же «Тверская, 13» примерно в 10 раз: в выходных данных пишет 100 тысяч экземпляров, а фактически — не больше 12. Цели у всех этих карликов две: первая и основная — обеспечить безбедное существование своим людям за счет бюджета. Вторая важная — прославлять городские власти на всех уровнях, хвалить начальников и не поднимать никаких серьезных проблем, которые — не дай бог — могут попортить морду лица начальнику жэка. Не говоря уже о тех, кто сидит в управляющих креслах префектур и управ.
Кто бы взялся подсчитать, во что обходится горожанам содержание этого сонма восхваляющих и восклицающих, какое количество народу припадает к этой кормушке ежемесячно, и какую практическую пользу обывателю приносит эта «когорта неприкосновенных» — как-никак, хоть каким-то боком, но они при власти.